Марина Цветаева. По канату поэзии
Шрифт:
Вернуться
238
Briefwechsel: 232; Письма 1926 года: 192.
Вернуться
239
Briefwechsel: 236; Письма 1926 года: 195.
Вернуться
240
Briefwechsel: 237; Письма 1926 года: 196.
Вернуться
241
Briefwechsel: 237–238; Письма 1926 года: 196–197.
Вернуться
242
Briefwechsel: 239; Письма 1926 года: 198.
Вернуться
243
Briefwechsel: 229;
Вернуться
244
Hasty O. P. Tsvetaeva’s Orphic Journeys. P. 161.
Вернуться
245
Здесь я не согласна с Хейсти, которая ставит в вину Цветаевой уязвленную гордость: «Рильке не имел намерения обидеть Цветаеву, однако она поняла <его> замечания как утверждение недостижимости его превосходства и отторжение ее поэтической личности» (Hasty O. P. Tsvetaeva’s Orphic Journeys. P. 156).
Вернуться
246
Briefwechsel: 125–126; Письма 1926 года: 101.
Вернуться
247
Briefwechsel: 236; Письма 1926 года: 195.
Вернуться
248
Ср.: «Смерть – это нет…» (1: 555–556), «Неподражаемо лжет жизнь…» (2: 132–133) и особенно первое стихотворение цикла «Поэты» (2: 184), где роль поэта в том, чтобы «крюк выморочить» между Жизнью и Смертью, Да и Нет. Неверно, что Цветаева глуха к состоянию умирающего Рильке – но она отказывается верить в это. «Календарная ложь» (1: 556) – не охватывает всю правду.
Вернуться
249
Briefwechsel: 237; Письма 1926 года: 196.
Вернуться
250
Briefwechsel: 236–237; Письма 1926 года: 196.
Вернуться
251
Briefwechsel: 241; Письма 1926 года: 199. Это все, что было написано на открытке, посланной Цветаевой Рильке в начале ноября.
Вернуться
252
Briefwechsel: 236; Письма 1926 года: 195. Последнее предложение – из приписки к исходному письму Цветаевой; это неточная цитата из одного стихотворения Рильке (см.: Briefwechsel: 301; Письма 1926 года: 252–253).
Вернуться
253
Briefwechsel: 238; Письма 1926 года: 197.
Вернуться
254
Briefwechsel: 239; Письма 1926 года: 197.
Вернуться
255
Briefwechsel: 230; Письма 1926 года: 190.
Вернуться
256
Цветаева намекает на это в своем письме к Пастернаку сразу после смерти Рильке, парафразируя свой финальный призыв к Рильке («Ты меня еще любишь?»); теперь, как ей кажется, всеобъясняющая смерть Рильке стала запоздалым ответом на этот вопрос – ответом утвердительным.
Вернуться
257
Здесь я обращаюсь к системе образов стихотворения
Вернуться
258
См., например, стихотворение «Наука Фомы» (2: 219–220).
Вернуться
259
В цикле «Стол» Цветаева называет свой письменный стол «строжайшим из зерцал» (2: 309), а «первым зеркалом» ей служит черная поверхность рояля в эссе «Мать и музыка» (5: 28).
Вернуться
260
Напомню, что ранее, в стихотворении «В Люксембургском саду», свойственная Цветаевой метафоричность мышления была препятствием для отношений товарищества.
Вернуться
261
Рильке в роли проводника в область смерти напоминает о Данте, однако он здесь – ведущий, а не ведомый. Хотя в «Попытке комнаты» Данте прямо не упоминается, возникает фонетически сходное имя – Данзас, когда Цветаева говорит, обращаясь к Рильке: «Вырастаешь как Данзас – / Сзади». Константин Данзас – друг Пушкина и секундант на его последней дуэли; подобно своим фонетическим близнецам, Данте и Дантесу, Данзас для Цветаевой – эмиссар смерти, хотя и «званый, избранный».
Вернуться
262
Briefwechsel: 114; Письма 1926 года: 91.
Вернуться
263
Briefwechsel: 239; Письма 1926 года: 198.
Вернуться
264
См. блестящее эссе Иосифа Бродского «Об одном стихотворении» (Сочинения Иосифа Бродского. Т. V. СПб.: Пушкинский Фонд, 1995. С. 142–187; далее: Бродский И. Об одном стихотворении) и заключительную главу книги: Hasty O. P. Tsvetaeva’s Orphic Journeys. P. 163–222.
Вернуться
265
С этим связано радикальное отличие «Новогоднего» от более ранних стихотворений, которые Цветаева адресовала своим умершим возлюбленным; там бесконечность казалась непреодолимой (см.: «Осыпались листья над Вашей могилой…»; 1: 212).
Вернуться
266
См. группу из трех стихотворений, написанных Цветаевой весной 1913 года: «Посвящаю эти строки…» (1: 176), «Идешь, на меня похожий…» (1: 177) и «Моим стихам, написанным так рано…» (1: 178). Можно привести много других примеров.
Вернуться
267
Бродский И. Об одном стихотворении. С. 164.
Вернуться
268
Там же. С. 152–153.
Вернуться
269
Эта образность заимствована из стихотворений Цветаевой «Нa тебе, ласковый мой, лохмотья…» (1: 401), «Эмигрант» (2: 163) и «Душа» (2: 163–164).
Вернуться
270
См. поразительное прочтение этой первой строки «Новогоднего» в эссе Бродского «Об одном стихотворении» (С. 148–153).