Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси
Шрифт:
— Выйти? Думаешь, сейчас?
— Сейчас-то сейчас, да не в таком платье.
— Это еще почему? Чем оно плохо?
— Не плохо, государь, в полном царском облачении выйди. К кафтанам-то самым богатым народ привык, а перед царем оробеет.
— Нешто Борис его не надевал?
— Прости на вольном слове, государь, что из того, что Годунов в том же облачении был. Не имя народу важно — власть!
— Что палач, что жертва — все едино!
— Справедливости у Господа Бога нам, грешным, искать надобно, не у толпы. Это каждый человек сам по себе Бога нет-нет да и вспомнит, в душе держит,
На Красное крыльцо ступил — по площади ровно вздох пронесся: «Государь! Государь с нами! Говорить будет! Государь!..» Бояре, дети боярские кольцом окружили. Рынды на ступени встали.
— Москвичи! Люди русские! Дети мои! Николи не дам вас в обиду! Никому не позволю руки на вас поднять! Жить под моей державой будете в мире и благополучии. Суд справедливый вам буду вершить, сам за приговорами смотреть. Посмели иноземцы безобразие учинить, пусть немедля зачинщиков выдадут. Слышите, жолнежы? Немедля! Обороняться захотите, пушками велю весь Посольский двор снести, чтобы камня на камне, бревна на бревне не оставалося. Мое в том слово, царское.
Ревет народ от радости. Обнимаются. Шапки об землю кидают. Здравицы царю Дмитрию выкрикивают. Патриарх Игнатий из Успенского собора нежданно-негаданно появился. Толпу благословляет. Дьяконы хоругви вынесли.
Посольский двор ровно замер. Ни стука, ни крика. Царь обернулся:
— Приставам двор сторожить. Никоим разом ворот не открывать, никого со двора не выпускать. А вы, дети мои, спасибо вам за службу верную, по домам расходитесь. Сейчас казначей вас деньгами наделит — за труды и обиды. Идите по домам, ваш государь бдит за вас.
Расходиться стали. Не сразу. Будто нехотя. У каждого монеты в руке. Переговариваются. То ли поверили, то ли не верят.
Во дворце к Дмитрию начальники рыцарей кинулись, объяснений требуют. Грозятся. Не оставят, мол, товарищей. Лучше все разом со служен уйдут, чем позор такой терпеть. Голоса все громче. Один другого перекричать хотят. Злобятся. Волками глядят.
Царь распорядился всем в столовую палату пройти. В междучасье успел повелеть, чтобы трапезу приготовили. Вина побольше выставили. Беседа, мол, непростой будет. Боярам иное место назначил: нечего все дела между собой мешать.
— Господа рыцари, похвалять вас не буду. Зря своим жолнежам волю такую дали. Но и судить за убийства никого не буду. Так скажем, обе стороны виноваты, но зачинщики из войска вашего больше всего. Придется вам их выдать. Принародно. Приставам моим передать, чтобы все видели, все слышали.
— Не бывать этому, ваше величество! Не бывать!
— Для вашего же блага стараюсь, или народ московский сам волю возьмет, или вы добровольно мне виновных доставите.
— Что делать с ними собираешься, царь?
— Мог бы не отвечать, почтенный рыцарь, но отвечу. Ничего.
— Как ничего? А зачем же тогда…
— Затем, чтоб народ утихомирить. Чтобы видели все, как их в тюремную башню отведут, как за ними все запоры закроются. А там темным временем можете приходить за ними: тюремщики отпустят. Только чтобы тем же ночным
— Королевское слово?
— Пусть так. И чтоб дальше вы за своими воинами крепче следили. В кабаках солдаты могут только жалованье оставить, на московских улицах — и головы свои в придачу. Завтра же мои дьяки начнут рассчитывать гусар и жолнежей. В обиде никто не будет. И лучше, если все они, тут же по получении жалованья, вернутся на родину. Московскому царю их услуги больше не нужны. Дни стоят погожие, летние. Дороги удобные, доступные. Так что — с Богом.
Ишь, как — с Богом! На дворцовой лестнице рыцари дают волю гневу. Расплатиться давно царю с жолнежами пора, а вот дальше… Вернуться — кто захочет, а большинству и дороги такой нет. Все равно надо искать, к кому наниматься. Так что неплохо и в Москве пожить. У всех дворы. Кто приторговывать стал. Кто ночным временем на дорогах опустевший кошелек пополнить может. Даже и шляхта и та еще с царя не одну плату получить собирается.
Думает, обойдется без них? Думает, с одними казаками останется? Какое сравнение — казацкая вольница и жолнежи. Если в свободное время и побуянят, в бою куда какую пользу принесут. Не так все просто, как ты, царь Дмитрий, думаешь. Совсем непросто.
Титулы Дмитрия I:
Мы Дмитрий Ивановичь, Божиею милостью. Царевич Великой Руси Углетцкий, Дмитровский и иных. Князь от колена предков своих и всех Государств Московских Государь и дедичь.
Мы пресветлейший и непобедимейший Монарх Дмитрий Ивановичь, Божиею милостию Цесарь и Великий Князь всея России и всех Татарских царств и иных многих Московских Монархий покоренных областей Государь и Царь.
В Самборе смятение. Шум. Гонец из самой Москвы примчался с новинами. Одна другой важнее. Повстречался Дмитрий со своей родительницей. Все видели. Если и сомневался кто, убедились. Настоящий он сын Ивана Грозного. Настоящий сын царицы Марьи Нагой. Оторвать их друг от друга не могли. Народ кругом и тот слезами зашелся.
— Ваше величество, можете быть довольны. Наконец-то!
— Что за радость, Теофила? О чем ты? Лучше позови ко мне няню. А сама пойди в саду повеселись. Радость!
— Недовольна, горлиночка моя? Чем огорчилась, доню?
— Няню, не только повстречался Дмитрий с родительницей своей. Уже вступил на престол — венчали его на царство в главном их соборе.
— Так что же, доню?
— Гонец новины привез. А мне — мне ни словечка. Ни грамотки.
— Ой, Марыню, Марыню, подумай только, сколько Димитру перенести пришлось. Столько лет без матери…
— Никогда не скучал он о ней. Да и все говорили, ребенком к ней не ласкался. Она к нему, а он в сторону. А тут…
— Пожил, доню, да понял, каково без матушки.
— Будет тебе, няню, будет! Не скучал он о ней, говорю. Словом не вспоминал. Мне слова всякие говорил, а теперь ничего! Будто нет меня. И сватовства не было, и венчания!
— Его коришь, Марыню. А сама, ты-то сама хоть словечко ему послала? Иным, гляди, какие письма сочиняешь. Сама видала, как королю Зигмунту грамоту днями отправляла. Слыхала, какие наказы гонцу давала, чтобы без ответа к тебе не возвращался.