Марион Фай
Шрифт:
— Не правда ли, как печально? — сказала Клара Демиджон.
Послышался глубокий вздох.
— Печально, — повторила она, — да, очень печально. Право, если вам все равно, я теперь попрошу вас оставить меня. Ах, да, вот газета.
— Может быть, вы бы желали показать ее отцу.
Марион покачала головой.
— Так я отнесу ее тетушке. Она еле заглянула в нее дойдя до этой заметки, она, конечно, прочла ее вслух, а я не дала ей покою, пока она не отдала мне газету, чтоб принести ее сюда.
— Пожалуйста, оставьте меня, — сказала Марион Фай.
Бросив
Клара вышла из комнаты.
— Она, кажется, совершенно равнодушна, — отрапортовала племянница тетушке. — Она встала такой же павой, как всегда, и попросила меня уйти.
Когда квакер подошел к двери и отворил ее своим ключом, Марион была в передней и ждала его. До той минуты, как она услышала звук ключа в замке, она не двинулась из комнаты, почти не изменяла позы, в которой оставила ее посетительница. Она опустилась на близь стоявший стул и сидела все думая, думая…
— Отец, — сказала она, положив ему руку на плечо и заглядывая ему в лицо, — отец!
— Дитя мое!
— Слышал ты что-нибудь в Сити?
— А ты, Марион?
— Так это правда? — крикнула она, ухватив его за обе руки, повыше локтя, точно боялась упасть.
— Кто знает? Кто может сказать, что это правда, до получения дальнейших известий. Войдем, Марион. Неприлично нам здесь толковать об этом.
— Неужели это правда? О, отец, отец, это убьет меня.
— Нет, Марион, не говори этого. В сущности говоря, молодой человек был для тебя почти посторонним.
— Посторонним?
— Сколько недель прошло с тех пор, как он в первый раз видела его? И сколько раз это было? Раза два, три. Жаль мне его, если это правда. Очень он был мне по душе.
— Но я любила его.
— Полно, Марион, не говори этого. Ты должна умерять себя.
— Не хочу я умерять себя. — Она вывернулась из-под руки его. — Я любила его всем сердцем, всеми силами, всей душой. Если правда то, что пишут в этой газете, то я также должна умереть. О, отец, правда ли это? Как ты думаешь?
Он немного призадумался, прежде чем ответить. Он сам почти не знал, что он думает. Газеты эти, в вечной погоне за новостями, готовы помещать и ложные, и верные известия без разбору, ложные, пожалуй, скорее, лишь бы польстить вкусу читателей. Но если это правда, то как вредно было бы подавать ей ложные надежды!
— Нет основания отчаиваться, — сказал он, — до завтрашнего утра, когда мы получим свежие вести.
— Я знаю, что он умер.
— Перестань, Марион. Знать ты ничего не можешь. Если ты покажешь себя мужественной девушкой, какова ты есть, то вот что я для тебя сделаю. Я сейчас же отправляюсь в Гендон, в дом молодого лорда и там всех расспрошу. Верно же они знают, если с их господином случилось что-нибудь дурное.
Сказано, сделано. Бедный старик, после своих продолжительных дневных трудов, не дождавшись обеда, захватив только в карман кусок хлеба, сел на извозчика и приказал везти себя в Гендон-Голл. Слуги были очень удивлены и озадачены его расспросами. Они ничего не слыхали. Лорда Гэмпстеда
— Скоро ли я узнаю? — спросила она, когда он выходил, из дому.
— Кто-нибудь да знает же, — сказал он, — я пришлю тебе сказать.
Но в это время истина уже была известна в таверне «Герцогини». В одной из утренних газет был помещен полный, обстоятельный и совершенно верный отчет обо всем происшествии.
— Это совсем не был милорд, — сказала добродушная хозяйка таверны, выходя к нему, когда он проходил мимо дверей.
— Не лорд Гэмпстед?
— Вовсе нет.
— Он не убит?
— Да и расшибся-то не он, мистер Фай, а другой молодой человек, мистер Уокер. Жив ли он или умер, никто не знает, но говорят, что во всем теле его не осталось целой кости. Здесь все прописано, я собиралась нести к вам газету. Вероятно, мисс Фай крепко огорчилась?
— Молодой человек мне знаком, — сказал квакер. — Благодарю тебя, мистрисс Гримлей, за твою заботливость. Внезапность эта напугала мою бедную девочку.
— Это утешит ее, — весело сказала мистрисс Гримлей. — По всему, что слышно, мистер Фей, она имеет основание тревожиться за этого молодого лорда. Надеюсь, что Господь сохранит его ей, мистер Фай, и он окажется достойным человеком.
Квакер быстрыми шагами направился к своему дому, с газетой в руке.
— Теперь моя девочка снова будет счастлива? — спросил он, по окончании чтения.
— Да, отец.
— Дитя мое, наконец, сказало правду старику отцу.
— Разве я когда-нибудь говорила тебе неправду?
— Нет, Марион.
— Я говорила, что не гожусь ему в жены и не гожусь. В этом отношения ничто не изменилось. Но когда я услыхала, что он… Но теперь мы не будем говорить об этом. Как ты был добр ко мне, никогда я этого не забуду, как нежен!
— Кому и быть мягким, если не отцу?
— Не все отцы похожи на тебя. Но ты всегда был добр и кроток с твоей дочерью.
Когда он отправился в Сити, почти часом позже обыкновенного, он дал своему сердцу ликовать вволю. Теперь он верил, что брак его дочери с ее аристократическим поклонником состоится. Она призналась в своей любви ему — отцу; после этого она, конечно, сдастся на их общие желания.
X. Никогда, никогда более не приезжать