Мария Магдалина
Шрифт:
Савонарола придерживался таких же взглядов на флорентийское общество; его проповеди о конце света убеждали в этом и других. Примерно в 1497 году один из его последователей заказал Боттичелли картину на эту же тему (рис. ЗЗ) [524] . На ней распростертая на земле Мария Магдалина обнимает крест; справа от нее стоит ангел, собирающийся сразить какое-то животное, которое он держит за хвост. На заднем плане, по левую сторону от Христа, видны страшное, угрожающе затянутое черной пеленой небо, дым и головни — символы неминуемой божьей кары. По правую сторону город Флоренция утопает в свете, исходящем от Бога-покровителя, сидящего наверху на троне. Исследователи сошлись в том, что распростертая Мария Магдалина символизирует Флоренцию, которую Пий II скорбно называл распутным городом [525] . Смысл картины ясен. Только через покаяние и отказ от тщеславия, luxuria и других своих пороков развратная Мария Магдалина — Флоренция может уберечь свою душу от вечных мук.
524
Лаетбаун, там же. О Савонароле и этой картине см. Ronald Steinburg Fra Girolamo Savonarola, Florentine Art, and Renaissance Historiography (Athens, OH: Ohio University Press, 1977), 69–77.
525
«La citta mercatrice, ma che dico, meretrice».
Картина Боттичелли дает надежду на спасение, как и проповеди Савонаролы. Ведь если мы в конце концов забудем о громких угрозах, кострах и пламенных речах, то увидим, что под громами и молниями сокрыто не что иное, как послание надежды и освобождения. Заключительные строки проповеди неизвестного автора, которую в Средние века приписывали святому Августину, содержат это послание. Они гласят: «И дабы никто не отчаивался, возьмите в качестве примера грешницу Марию, госпожу роскоши, мать тщеславия, сестру Марфы и Лазаря, которая заслужила впоследствии звания апостола апостолов» [526] . Разумеется, сначала следует покаяться, но в конце концов спасение придет. Близкие темы покаяния и спасения являются предметом следующей главы.
526
Pseudo-Augustine, PL 40, 1298.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОКАЙТЕСЬ!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОБРАЗЕЦ ИСКРЕННЕГО РАСКАЯНИЯ
Исторический фон
В ноябре 1215 года Папа Иннокентий III собрал на Четвертом Латеранском соборе трех патриархов, 412 епископов и более 800 приоров и аббатов. Среди прочих вопросов они пересмотрели богословскую доктрину искупления. В результате появился двадцать первый канон, omnis utriusque sexus. Он гласил: чтобы участвовать в таинстве святого причастия, каждый член Церкви — он или она — обязан один раз в год исповедоваться в своих грехах. Помимо этого, верующие должны были исполнять епитимью, налагаемую на них священником. Тех же, кто не выполнял данное требование, отлучали от Церкви и запрещали погребать по христианскому обряду [527] .
527
Список участников Собора приведен в книге М.-Г. Викеера. См. М.-Н. Vicaire Saint Dominic and His Times, перев. Кэтлин Понд (Green Bay, WI: Alt Publishing, 1964), 191. Все материалы собора см. G. Alberigo, С. Leonardi et al., Conciliorum oecumenicorum decreta (Centro di Documentazione Istituto per le Scienze Religiose — Bologna) (Rome: Herder, 1962). Текст на латинском и английский перевод приведены в Decrees of the Ecumenical Councils, перев. Норман Тэннер, 2 т. (Washington, D.C.: Sheed and Ward), 1990.
Генрих Чарлз Ли называет этот канон «самым, пожалуй, важным законодательным актом в истории Церкви» [528] . И хотя гипербола была в его риторическом арсенале небезызвестным орудием, в данном случае он нисколько не преувеличивал. Включение исповеди в процесс покаяния, предусматривающего глубокое раскаяние, искупление грехов и их отпущение, коренным образом меняло восприятие, отправление этого таинства и представление о нем [529] . Впрочем, следует отметить, что решение Латеранского собора об обязательной исповеди возникло не на пустом месте — богословы одобрили ее, а в епископском уставе она предусматривалась задолго до тринадцатого столетия — только отныне эта ежегодная обязанность была подкреплена авторитетом Папы и Собора [530] .
528
A History of the Auricular Confession and Indulgencies in the Latin Church, Зт. (Philadelphia: Lea Bros. & Co., 1896), т.1, с. 230.
529
О покаянии см. Ли История; Oscar D. Watkins A History of Penance, 2 vols. (London: Longmans, Green, Co., 1920); Emile Amann Penitence-Repentir в DTC12 (1933), 722–748; A. Michel Penitence du Ve concile du Latran a la reforme, DTC 12 (1933), 947—1050; Bernard Poschmann Penance and Anointing of the Sick, перев. Франциска Куртки, орден Иисуса (New York: Herder and Herder, 1964); Joseph A. Spitzig Sacramental Penance in the Twelfth and Thirteenth Centuries (Washington, D.C.: Catholic University of America Press, 1947); Le pecheur et la penitence au moyen Bge, под ред. Кирилла Вогеля (Paris: Cerf, 1969; 2-е изд., 1982); Gianfranco Garancini Persona, peccato, penitenza. Studi sulla disciplina penitenziale nell’alto medio evo, Rivista di storia del dirito italiano 47 (1974): 19–87, и Thomas Tender «Sin and Confession on the Eve of the Reformation (Princeton: Princeton University Press, 1977).
530
Ли История, с. 227–228.
Этот новый акцент на таинство покаяния проявился в обществе не только через введение института исповеди, но и из-за страстного желания искупить свои грехи, волны евангелического покаяния, о котором проповедовали прямо на улицах [531] . Хотя сложные богословские вопросы находились вне сферы ведения тех, кто не получил необходимого образования, тема покаяния стала в проповедях первых нищенствующих монахов центральной [532] . Особенно это касается францисканцев, чей основатель с пренебрежением относился к схоластическим изысканиям и благосклонно к импровизированным проповедям на тему раскаяния [533] . По словам первого биографа Франциска, последний начал проповедовать об искуплении в период своего обращения на путь истинный. Он пережил прозрение, когда слушал какого-то священника, который рассказывал, как Господь послал своих учеников в мир, заповедав им не брать с собой ни денег, ни хлеба, ни посоха, а лишь проповедовать покаяние и царствие божие [534] . Услышав этот отрывок, Франциск воскликнул: «Вот что я желаю, вот что я ищу, вот к чему стремлюсь всей душой!» [535] Свидетельства указывают на то, что он осуществил свое желание; в большинстве рассказов о его жизни говорится о его страстном проповедовании покаяния [536] . В письме, которое было написано им почти в конце жизни, Франциск по-прежнему настойчиво говорит о важности покаяния, призывая начальников братьев-миноритов «во всех своих проповедях обязательно рассказывать людям о необходимости покаяния, внушая им, что никто не спасется, покуда не примет кровь и тело нашего Господа» [537] . Однако к 1226 году — дате смерти Франциска, отношение францисканцев к проповеди изменилось: они, желая избежать ереси и с большим проком наставлять свою аудиторию в христианской вере, стали готовить их, используя богословские труды. Впрочем, знания не отодвигали на второй план идею покаяния — основу проповеди нищенствующих монахов. Со временем их проповеди становились глубже и научней, но в них всегда присутствовала мысль об искуплении.
531
О понятии @евангелическое покаяние@ (и библиографию) см. Andre Vauchez Penitents au moyen Bge, DS 12 (1984), 1010–1023.
532
В 1199 году, в письме истинно верующему христианину, Папа Иннокентий III утверждал, что только те, кто прошел необходимую подготовку, могут проповедовать о таинствах и тайнах веры. Поел. 132 (141) в Die Register Innocenz’ III (Pontifikatsjahr, 1199–1200), под ред. О. Хагенедера, У. Малешека, А. Стрнада (Rome-Vienna: Verlag der Oesterreichischen Akademie der Wissenschaften, 1979), т. 2, с. 271–275.
533
В 1212 году, когда Франциск и его ученики отправились в Рим с целью добиться утверждения своего ордена Иннокентием III, папа позволил им проповедовать, но при условии, что учить они будут только покаянию. Thomas of Celano Vita Prima (далее I Cel), перев. Плэсида
534
Мат. 10:9-10; Лк. 9:2–3; Мар. 6:8.
535
I Cel. 9.
536
Ср. / Cel. 10; 3 Soc. 8.
537
Это письмо входит в уникальный латинский кодекс, хранящийся в библиотеке «Гварначчи» в Волтерре.
Сказанное выше справедливо и для ордена проповедников. В отличие от Франциска Доминик всегда поощрял ученость в своем ордене, не забывая при этом и о задаче проповедования покаяния. Спустя сто лет после кончины основателя ордена доминиканский переводчик Доменико Кавалка в трактате о проповедовании утверждал, что апостольская жизнь зиждется на проповеди покаяния. «Те, кто являются преемниками Христа и апостолов, а именно: прелаты, монашество и священники, обязаны проповедовать Евангелие и призывать людей к покаянию: храня же молчание, они совершают тяжкий грех» [538] .
538
Frutti della lingua (Rome: Antonio de’Rossi, 1754), 214.
В настоящей главе высказывается предположение о том, что принятие новой формулировки таинства покаяния на Четвертом Латеранском соборе и почти одновременное появление нищенствующих орденов, призывавших христиан покаяться, вызвали новую волну почитания святой Марии Магдалины. Народная любовь к этой святой, о которой уже в одиннадцатом столетии свидетельствуют источники, помогла в свою очередь распространению культа покаяния в эпоху позднего Средневековья. Тексты проповедей, произнесенных 22 июля — в праздник Марии Магдалины, — позволяют нам понять это явление. Они являются результатом усилий нищенствующих монахов, претворявших на деле утвержденное на Соборе богословское учение об искуплении [539] . Проповеди вызывают вопросы. Как проповедники понимали смысл таинства покаяния? Как они его разрабатывали? И что получалось на деле? Проповеди вызывали и ответную реакцию у аудитории. Вникнув, мы иногда можем услышать беседу между проповедником и кающимся грешником. Поэтому мы вправе поинтересоваться: как обычный христианин понимал и исполнял долг покаяния, состоявший из четырех актов. Прежде чем заняться проповедниками, давайте сначала рассмотрим таинство покаяния, его разработку на богословских факультетах средневековых университетов.
539
Появившиеся в огромных количествах руководства для проповедников были призваны помочь исповедникам; впрочем, в данной работе я в основном рассматриваю проповеди. Перечень сумм и руководств см. Pierre Michaud-Quantin Sommes de casuistique et manuels de confession au moyen Bge (XII–XVI siecles) (Analecta Mediaevalia Namurcensia, 13) (Louvain: Nauwelaerts, 1962). Обзор литературы см. Tentler Sin and Confession, 28–53. См. также Leonard E. Boyle The Summa for Confessors as a Genre and its Religious Intent в The Pursuit of Holiness in Late Medieval and Renaissance Religion (Studies in Medieval and Renaissance Thought), под ред. Чарльза Тринкхауса и Гееко А. Обермана (Leiden: E.J. Brill, 1974), 126–130.
Богословская доктрина покаяния
К началу тринадцатого столетия богословское учение о покаянии и существующая система искупительных мер претерпели кардинальные перемены, самым, пожалуй, известным проявлением которых стало omnis utriusque sexus. Их движущей силой являлись такие богословы, как Петр Абеляр, Петр Ломбардский, Фома Аквинский и Дунс Скот. Здесь будет довольно и краткого их упоминания. В сущности, строгая позднеантичная система публичного покаяния и епитимий — паломничество, всенощное бдение, пост и тому подобное — сменила более мягкая форма покаяния — личное покаяние [540] . Томас Тентлер установил, что четыре фактора, проявившиеся между девятым и тринадцатым столетиями в практике покаяния и его богословском аспекте, обусловили произошедшие изменения: 1) количество епитимий уменьшилось, и они приобрели дискреционный характер (т. е. стали независимыми от канонического установления); 2) искупительные меры свелись к выражению искреннего раскаяния; 3) в результате принятия канона «omnis utriusque sexus» тайная исповедь, уже к тому моменту получившая широкое распространение, приобрела обязательный характер и 4) в четвертом и заключительном акте таинства была более полно разработана и определена роль священнической власти [541] .
540
О раннесредневековой искупительной системе см. Vogel Le pecheur. Касательно точки зрения, противоречащей тезису о том, что старинная система покаяния исчезла после 1215 года, см. Магу Claire Mansfield Public Penance in Northern France in the Thirteenth Century (докт. дисс., Калифорнийский университет, Беркли, 1989 г.) и ее же The Humiliation of Sinners: Public Penance in the Thirteenth-Century France (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1995).
541
Грех и исповедь, с. 16.
Из перечисленных четырех факторов пункты 2 и 4 требуют некоторого разъяснения. Акцент на искреннее раскаяние на деле означал то, что искупление грехов сводилось в общем-то к выражению скорби по их поводу. Истинное раскаяние было обязательным условием прощения грехов, а слезы — его зримыми знаками. Реформатор одиннадцатого столетия Петр Дамиан утверждал, что «слезы, которые от Бога, поднимаются до небесного суда и тотчас же взывают к нему, уповая на полное отпущение наших грехов» [542] . Представление о главенстве искреннего раскаяния заимствовано в основном у Абеляра, особенно егб доводы относительно этики праведного намерения и его отождествление греха с умыслом, «…поступки, получающиеся в результате наших деяний, хотя сами собой безразличные, называются, однако, добрыми или злыми, судя по намерению, из которого они проистекают», — утверждает он [543] . Его богословские взгляды оказали влияние на Викторина, Алана де Лилля, Грациана и Петра Ломбардского. Эти богословы разграничили culpa (вина, ведущая к лишению благодати и вечным мукам) и репа (временное наказание, которое можно облегчить, пройдя чистилище) [544] , которые — как и первая, так и вторая — порождены грехом. Репа, здесь богословы более или менее согласны между собой, можно искупить добрыми делами, покаянием, молитвами или, короче говоря, правильным исполнением наложенной священником епитимьи. Знаменитый проповедник и агиограф Жак де Витри в проповеди ad status, предназначенной для супружеских пар, рассказывает о том, как через покаяние искупить репа: «Истинное раскаяние превращает репа ада в репа чистилища; исповедь — во временную репа, надлежащая епитимья — в ничто. В искреннем раскаянии грех умирает, в исповеди его выносят из дома, в епитимьи его хоронят» [545] .
542
PL 145, 308.
543
Я. Абеляр Этика, или Познай самого себя.
544
О формировании понятия чистилище в Средние века см. монографию Жака Ле Гоффа Рождение чистилища.
545
Цит. по Michel Lauwers Noli me tangere: Marie Magdaleine, Marie d’Oignies et les penitentes du XIIIe siecle MEFRM 104/1 (1992): 224n. 66.
Как же прощают culpa — далеко не ясно. Петр Ломбардский говорил, что сей акт совершается через искреннее раскаяние, внушенное Богом; томисты утверждали, что искупление culpa зависит от соединения двух факторов — истинного раскаяния грешника и отпущение грехов священником; последователи же Скота заявляли, что только священническое отпущение грехов способно искупить culpa [546] .
546
Сведениями об отпущении грехов я обязана Бернарду Пошманну (Покаяние и помазание больных, с. 169–174), Тентлеру (Грех и исповедь, с. 22–27) и Мэнсфилд (Публичное покаяние, с. 45–46).