Мария Магдалина
Шрифт:
Как служанка не выстирает хорошо одежду, если бросит ее сложенную и скомканную в воду; ей, наоборот, надо развернуть каждую ее деталь. Так и во время исповеди следует рассказывать о своих смертных грехах без утайки [584] .
Судя по этому отрывку, исповедь являлась строго регламентированным ритуалом, где было четко определено, что говорить и в какой позе. В большинстве справочников для проповедников имелся раздел, где были подробно прописаны правила, которые исповедник и кающийся были обязаны соблюдать. Брат Джакопо Пассаванти (ум. в 1357 г.), настоятель монастыря Санта-Мария Новелла, в общих чертах, взяв в качестве примера Марию Магдалину, излагает то, как следует вести себя во время исповеди:
584
«Sicut vero ancilla non bene lavat pannos suos si eos plicatos et involutos in aqua proiciat immo oportet quod explicet eos quoslibet singillatim. Sic confidens debet peccata mortalia explicare et qualibet confessione fricare». MS BAV Vat. lat. 1250 P. II, f. 69r.
Человек, который хочет во всем исповедаться, должен припасть к ногам священника, сожалея обо всех своих грехах и каясь в них…
Что должен сделать преступник перед судьей, который будет судить его, так это смиренно
585
Lo specchio di vera penitenzia, под ред. Марии Ленардон (Florence: Florentina, 1925), 180–181. Lo specchio сначала была сборником великопостных проповедей, произнесенных в 1354 году. Затем, по настоянию своей аудитории, Пассаванти переработал их в религиозные сочинения для публичного чтения на народном языке.
Помимо указания на то, где во время исповеди следует находиться и какую позу принять, в других summae confessorum также говорилось о том, что исповедоваться следует (дабы избежать злословия) на людях; что исповедник не должен смотреть прямо на тех, кто кается в грехах; что кающийся должен встать перед духовником на колени, женщины обязаны покрывать свои головы [586] . Также кающийся обязан был во время исповеди испытывать стыд. Доменико Кавалка, вспоминая Августина, поясняет, что «скорбь сопутствует стыду; потому что, как говорит святой Августин, стыд составляет огромную часть искупления — веская причина для прощения» [587] . Мария Магдалина, конечно же, являет собой образец того, как следует стыдиться собственных грехов. О том же, что ее мучил стыд, свидетельствовало, по словам Уго да Прато Флоридо, то, что, краснея в душе, она встала позади Христа. Однако проповедь Уго — это не только сочинение на тему о покаянии, она также позволяет узнать кое-что о поведении простого христианина в Средние века. Проповедник рассказывает о давно существующем затруднении между исповедником и кающимся в исповедальне [588] ; то есть о том, что кающиеся не стыдятся своих грехов. Уго сравнивает поведение Марии Магдалины с поведением тех, кто во время исповеди не краснеет от стыда, или, даже хуже, смеется [589] .
586
Тентлер Грех и исповедь, с. 82–83.
587
Specchio de’peccati, под ред. Фратеско дел Фуриа (Florence: Tipografia all’Insegna di Dante, 1828), 86.
588
Исповедальня лишь в семнадцатом столетии становится обязательным элементом внутреннего убранства церкви.
589
«Fuit digna erubescentia. Et hoc est quod sequitur stans retro… Et est confusio adducens gratiam et gloriam. Hoc est in contra multos qui in nullo erubescunt sed rident dum confitentur». MS Vail. C. 80, f. 56v. Как Альдобрандино Кавальканти, MS BAV Borgh. 175, f. 28v; RLS 1:342, так и Евдей Шаторуский, у Бериу в «Марии Магдалине», упоминают о проблеме смеха во время исповеди.
Надлежало стыдиться греха, а не только испытывать стыд во время исповеди или покаяния — незначительное, но тем не менее важное различие. Альдобрандино Кавальканти хвалил Марию Магдалину за то, что она стыдилась своих грехов, и доказательством тому служило то, что на пиру в доме Симона фарисея она стояла позади Христа [590] . Гумберта Римского беспокоило то, что его паства не стыдилась своего положения кающихся грешников. Он призывал свое братство кающихся грешников учиться у Марии Магдалины, брать с нее пример. По его словам, тем, кто стремится искренне покаяться в этом суетном мире, следует забыть на время о человеческой скромности, как это сделала Мария Магдалина, когда явилась на пир в дом Симона фарисея и, нисколько не покраснев от стыда, принялась плакать (при тех обстоятельствах) [591] .
590
Лк. 7:38: «Primum est exemplum puridos de culpa commissa. Cuius signum est quia retro stetit. Unde stans retro etc. et merito quia multa et publica peccata commiserat». MS BAV Borgh. 175, f. 28r; RLS 1:341.
591
В «Ad fratres de poenitentia», переизданном у Жерара Жиля Меерссемана, Dossier de l’ordre de la penitence au XIIIe siecle (Spicilegium Friburgense, vol.7) (Fribourg: Editions Universitaires).
Когда Гумберт упоминает о слезах Марии Магдалины, то он на самом деле говорит об ее исповеди. Слезы могли служить признаком (символом) исповеди либо являться самой исповедью — все зависело от воли автора. Джеффри Вандомский, произнося проповедь о Марии Магдалине, говорит следующее:
Мы читаем не о том, что она говорила, а о том, что она плакала; и все же мы верим, что она говорила искренне, но не посредством слов, а посредством слез. В сущности, слезы многое могут поведать Богу. Когда уста женщины хранят молчание, говорят слезы; и хотя язык ее молчал, ее слезы каялись в грехах и молили о прощении лучше, с большей пользой. Святая Грешница молча плакала из страха, что Он [Господь] обвинит ее в том, что она мало рассказала о совершенном ею зле. Всегда молитвы, нашедшие свое выражение в слезах, быстрее достигают цели, нежели молитвы, облеченные в слова [592] .
592
Проповедь IX, PL 158, 271–272.
От того, нашла ли исповедь Марии Магдалины свое выражение в слезах, или это была лишь метафора,
Это просто в Евангелии, где исповедь не обсуждается, поскольку ей в том надобности не было. Ведь Священнослужителю, отпустившему ей грехи, были хорошо известны все ее прегрешения и все связанные с ними обстоятельства, и он также видел, что в сердце у нее столько искреннего раскаяния, сколько необходимо для уничтожения ее грехов. Возможно, она даже и произнесла несколько слов, признав себя грешницей, хотя об этом нигде в Евангелиях не сказано [593] .
593
«Ista patent in evangelio ubi de confessione non agitur quia non fuit ei necessaria cum sacerdos qui earn absolvit sciret omnia peccata eius nude et aperte et omnes circumstantias peccatorum et videret etiam contritionem cordis sufficientiem ad delenda eius peccata. Possible est etiam ea aliqua verba dixisse in quibus fatebatur se esse peccatricem etsi non legatur in evangelio». MS BAV Borgh. 175, f. 28v.
Вопрос, вероятно, был поставлен следующим образом: «Почему мы не читаем об исповеди Марии Магдалины в Евангелиях?» Ответ Альдобрандино, хотя и весьма искусный, указывает на трудность в использовании образа Марии Магдалины в качестве образца исповеди. По его словам, в устном покаянии Марии Магдалины не было нужды, так как Господь — ее Священник, заглянув к ней в сердце, увидел в нем раскаяние. Впрочем, Альдобрандино не мог, не кривя душой, не замечать того вызывающего понятное раздражение факта, что в Евангелиях нет упоминания об устной исповеди, речевом акте; поэтому ему пришлось домыслить то, что, по всей видимости, Мария Магдалина все же произнесла несколько слов, признав себя грешницей, но авторы Евангелий по причинам, известным только им, не потрудились записать их [594] .
594
Отсутствие текста исповеди святого Петра породило для богословов и проповедников те же самые проблемы. См. Абеляр Этика.
А вот как Бертран турский в иеликопостной проповеди, которую он также прочитал и в праздник Марии Магдалины, выходит из этого положения:
Ибо хотя до смерти Христа и учреждения таинства исповеди искренней скорби вкупе с телесными либо даже духовными слезами было достаточно для прощения грехов, как это происходит здесь, в случае с Марией Магдалиной и Петром (Лк. 22); однако после смерти спасителя, когда было введено таинство исповеди, искренней скорби и слез мало, а обязательно нужна устная исповедь: произносится она перед тем, кто обладает властью связывать и разрешать [595] .
595
«Quamvis enim ante mortem Christi et sacramentalis confessionis institutionem sufficerent ad istam peccati remissionem dolor cordi cum lachrymis corporalibus vel etiam mentalibus, sicut apparuit de ista magdalena hie et de petro. Luc. xxii. Ex quo tamen fuit instituta sacramentalis confessio post mortem salvatoris, non sufficiunt… ad peccati remissionem dolor cordis cum lachrymis, sed requiritur necessario verbalis confessio: peccati expressio facta coram illo qui potest solvere et ligare». Проповедь 217, Sermones Bertrandi de tempore et de sanctis. Una cum quadragesimali epistolari. (Страсбург: Георг Хуснер, ок. 1500 г.), с непронумерованными страницами.
Так он рассказывает о том, как со временем изменилась роль исповеди. Папа Иннокентий III, председательствовавший на Соборе, принявшем декрет о таинстве исповеди, был гораздо дерзновенней, когда решал вопрос об отсутствующей исповеди. Язык его проповедей был таким же повелительным и категоричным, как и проводимая им церковная политика. Если евангелисты не потрудились записать исповедь Марии Магдалины, тогда, от ее имени, он выскажет то, что было у нее на сердце:
Господь, не негодуй на свою служанку за то, что я вопреки приличиям ворвалась сюда, что я, не стыдясь, стою здесь, что я горько жалуюсь в разгар праздника, что я проливаю слезы посреди пиршественных блюд, что я несчастна среди гостей, что я мешаю тем, кто возлежит; я не в силах дольше терпеть это. Я не в силах долее откладывать. Я не в состоянии ждать до конца пира.
Ибо нужда становится только сильней, беспокойство возрастает, боль не утихает, страх усиливается, бремя греха давит на меня, канаты напастей все сильней обвивают меня, вина мучает меня, совесть терзает меня. Я, Господи, несчастная женщина, презренная женщина: без порядочной репутации, известная своей порочностью, развращенная телесно и духовно, полная злодеяний и обремененная грехами… Я признаю, и я понимаю, что заслуживаю только порицания, гибели и вечных мук; но ты, Господь, прояви ко мне свое милосердие, ведь ты явился ради неправедных, ты ведь пришел облегчить путь грешникам. Да, я не достойна того, чтобы быть услышанной, но ты, Господь, достоин выслушать и поэтому выслушай недостойную женщину, ибо я не ведаю, что мне еще предпринять, и могу лишь излить свою скорбь в слезах [596] .
596
«Noli, Domine, indignari ancillae tuae quod importuna me ingero, quod impudens adsto, quod inter delicias gemitus prodo, quod inter epulas lacrymas fundo, quod contristo convivas, quod impedio discumbentes; non possum amplius sustinere, non possum differre, non possum usque post convivium expectare, quia necessitas urget, anxietas angit, amaritudo conturbat, terret formido, moles peccatorum me premit, funes iniquitatum me constringunt, culpa me torquet, conscientia me mordet. Ego sum, Domine, infelix femina, misera mulier, turpis notitia, turpitudine nota, foetens corpore, foeta mente, plena sceleribus, onerata peccatis… Confiteor et cognosco quod digna sum confusione, perditione, damnatione; sed tu, Domine, miserere, qui pro miseris advenisti, propitiare qui pro pecccatoribus descendisti. Ego quidem indigna sum exaudiri; sed tu, Domine, dignus es audire, ideoque indignam exaudi, quia quidquid ultra possim ignoro nisi quod in conspectu tuo dolorem lacrymis manifesto». MS BAV Arch/ Cap. S. Petri D. 211, ff/ 79r—79v. Этот отрывок взят из проповеди, которая вскоре будет опубликована полностью. См. главу 2, прим. 52.