Мартовскіе дни 1917 года
Шрифт:
Създ проходил в конечных чертах в атмосфер взаимнаго доврія. "Демосфены от плутократіи", как выражается мемуарист, появились в Минск вовсе не для того, чтобы противопоставить какую то особую политику "думско-правительственных сфер" политик революціонной демократіи посл правительственной деклараціи по вншней политик. Формально позиціи обоих политических центров не расходились. "Именитые столичные делегаты от Совта держали себя также с тактом. Чхеидзе говорил о необходимости единенія фронта и тыла для того, чтобы свобода стала, дйствительно, "величайшим праздником". Защит свободы посвятил свою рчь Церетелли, указывавшій, что сепаратный мир был бы гибелью для Россіи. Скобелев высказывал увренность, что армія не допустит удушливых газов с распада и установит единеніе солдат и офицеров и т. д. Их выступленія были "сплошным тріумфом", но также "восторженно рукоплескала" аудиторія и "революціонно-патріотическим" фразам думских делегатов. При открытіи създа выступили представители французской и англійской военных миссій. С энтузіазмом воспринята была и рчь новаго главнокомандующаго ген. Гурко, этого подлинного военнаго вождя и хорошаго оратора, по характеристик иностраннаго наблюдателя проф. Легра[435]. Такое одинаковое отношеніе ко всм ораторам возбуждает даже возмущеніе со стороны Легра: «c'est 'eecoeurant» записывает он в дневник. В дйствительности это свидтельствует лишь о настроеніи аудиторіи[436]. Никаких общих политических резолюцій, кром резолюціи всероссійскаго Совщанія Совтов, никм не было
Но важно, что резолюція о войн, хотя предсдателем създа был избран большевик Позерн, глава мстнаго совта, заявившій себя, однако, перед открытіем отзда соц. демократом, стоящим на платформ совтскаго "Совщанія", была принята 610 голосами против 8 при 46 воздержавшихся. "Пораженцы" всх мастей должны были стушеваться перед настроеніем делегатов, в большом количеств прибывших из "окопов". Ленинскіе выученики, появившіеся на авансцен, не торжествовали и в секціонных засданіях създа, гд обсуждались дловые вопросы: так в секціи но организаціи арміи, разрабатывавшей проект обновленія комманднаго состава, подавляющим большинством было отвергнуто выборное начало. Създ объявил дезертирство из арміи "позором и измной длу революціи" и требовал добровольнаго немедленнаго возвращенія в свои части покинувших фронт. В состав фронтового комитета на създ было выбранно 27 офицеров, 35 солдат, 10 рабочих и 3 врача. В состав этого комитета създ включил свящ. Еладинцова, который привтствовал създ от имени "горсточки революціоннаго духовенства". Перед закрытіем създа ген. Гурко выступил с рчью, предостерегавшей от междуокопных переговоров с нмцами, которые скрывали таким путем свои продвиженія на фронт. "Война — говорил главнокомандующій — кончится не отказом от анексій и контрибуцій, а тогда, когда одна воля будет подавлена другой. Мы должны сломить волю врага, и тогда провозглашённыя идеи самоопредленія будут проведены в жизнь. Разрушив германскій милитаризм, мы скажем: "не смйте держать столько войск, быть постоянной угрозой міру"...
Приблизительно в это время англійскій посол постил предсдателя кабинета министров, котораго он застал в "очень оптимистическом настроеніи". Бьюкенен на основаніи данных, доставленных англійскими (военными) атташе, которые вернулись с фронта, обращал вниманіе Правительства на состояніе арміи и настаивал на запрещеніи соціалистическим агитаторам посщать фронт. Львов совершенно не раздлял пессимизма посла. Львов — записывает послдній — успокоил меня, сказав, что на фронт есть только два слабых пункта: Двинск и Рига (т. е. Сверный фронт). Армія, как цлое, крпка, и вс попытки агитаторов уничтожить дисциплину не будут имть успха: "Правительство может разсчитывать на поддержку арміи и даже петроградскій гарнизон, не говоря уже о войсках на фронт, которыя предложили уничтожить Совт рабочих" (Бьюкенен был "весьма озабочен", что Правительство "безсильно освободиться от контроля Исп. Ком."). "Правительство — прибавил Львов — не может принять подобных предложеній, не подвергая себя нападкам в том, что оно замышляет контр-революцію".
Что же это был только самообман, присущій идиллистически настроенному премьеру, или выраженіе офиціальнаго оптимизма, вынужденнаго вмшательством иностраннаго посла? Допустим и то, и другое, и всетаки открывшіяся возможности вовсе не были проблематичны, ибо дйствительность не была так безнадежна, как она впослдствіи рисовалась нкоторым мемуаристам. В апрл армія сохраняла свою силу, и недаром министр ин. дл. связанный с проф. Легра старыми дружественными личными отношеніями, говорил ему 17 апрля, что серьезнее наступленіе задерживается только вопросом о продовольствіи арміи, затрудненным дезорганизаціей транспорта, а Ставка на запрос великобританскаго ген. штаба от имени союзников о сроках наступленія довольно категорически сообщила, что наступленіе назначено на середину мая[437].
Если мы вернемся к мартовским дням, то должны будем признать, что перспективы возможностей открывались еще большія. Этими возможностями не сумли воспользоваться. Слова приведеннаго выше согласительнаго воззванія ("приказа № 3") довольно наглядно передают нам нервную обстановку еще не улегшагося возбужденія первых революціонных дней — дней "свтлых, но еще тревожных", по характеристик одновременно изданнаго приказа по Преображенскому полку ("свтлыми, ясными" назвал их даже Алексев — быть может, больше по тактическим соображеніям — на Государ. Совщаніи в Москв). Закрпить "свободу", в которой нт еще полной увренности, провозглашеніем urbi et orbi новаго правительственнаго принципа, именовавшагося "завоеваніями революціи"; увлечь колеблющіяся и сомнвающіяся души красивыми лозунгами-деклараціями, дать вншнюю коллективную форму выраженія накопленному индивидуальному энтузіазму — вот могучи стимул момента, заглушавшій подчас вс партійныя или иныя соображенія.
Революціонная фразеологія всегда, конечно, на грани демагогіи, ибо она забывает "милліоны моментов будущаго", которые предстоит пережить (слова ген. Алексева на Гос. Соц.). Но каждый отдльный момент запечатлевается волнующими сценами искренняго пафоса. Прислушаемся к голосу современника — он достаточно знаменателен. В газет "Рчь" — в той газет, позицію которой через короткій промежуток времени дневник Гиппіус будет опредлять словами "круглый враг всего, что касается революціи" — разсказывалось о повышенном настроеніи, царившем 13 марта на первом объединенном засданіи представителей образовавшагося Совта офицерских депутатов петроградскаго гарнизона и Исполнительнаго Комитета, на котором обсуждался проект "деклараціи" прав солдата (присутствовали и иностранные офицеры). Это была торжественная манифестація единенія солдат и офицеров. В "общем энтузіазм, поцлуях и слезах" принимается резолюція, призывающая в основу "прочнаго братскаго единенія" положить чувство "взаимнаго уваженія... чести и общее стремленіе стоять на страж свободы". Мрачно настроенный Деникин, чуждый "иллюзіям", во всх этих манифестаціях усмотрит (по крайней мр в воспоминаніях) лишь "лживый пафос" (генерал попал в Петербург уже тогда, когда очередные будни стали стирать флер первых дней). Скептики скажут (с извстной правдивостью), что дйствительность была далека от таких идиллій и дадут примры разительнаго противорчія. И тм не мене забыть об этих (пусть даже поверхностных) настроеніях — значит нарушить историческую перспективу. Нельзя усмотрть только "ложный пафос" в грандіозной и торжественной манифестаціи, которую явили собой похороны "жертв революціи" на Марсовом пол 23 марта[438], или в аналогичных, сантиментальных сценах на фронт (уполномоченные Врем. Ком. отмчали "братаніе" офицеров и солдат 23-го в Двинск, когда, присутствовавшіе плакали); не только "ложный пафос", заставлял рыдать "буржуазную" и "пролетарскую" толпу, собравшуюся на концерт-митинг 25 марта в Маріинском театр, который был организован в пользу "жертв революціи" комитетом Волынскаго полка и на котором присутствовали члены иностраннаго дипломатическаго корпуса и активно участвовали представители Правительства и Совта (выступали Керенскій и Чхеидзе). Палеолог вспоминает, что, когда Фигнер развертывала перед аудиторіей скорбный мартиролог погибших за дло свободы и похоронный марш в оркестровом исполненіи придавал политической рчи патетическій характер религіозных поминок, большинство присутствовавших плакало[439]. Только славянская душа (^ame slave) способна, по мннію француза-реалиста, так реагировать на слово. Но это было и это захватило всх. Керенскій обмнивался в Кронштадт поцлуем с Рошалем (!!)..., "слезы" и "объятія" отмчает Бубликов на первом засданіи създа промышленников, собравшегося в Москв 19-го и "единодушно" привтствовавшаго "сверженіе презрнной царской власти" (выраженіе
Подобнее настроеніе не могло не отражаться и на отношеніи к войн. Даже самые "непримиримые противники войны" — большевики, еще не шли дальше лозунга "войны без побдителей и побжденных". Карикатурой на дйствительность являются утвержденія, подобныя тм, какія можно найти в исторических изысканіях военнаго историка Головина, не усомнившагося написать без всяких оговорок про "начало революціи", что "крайнія соціалистическія партіи с большевиками во глав" в цлях "углубленія революціи" толкали солдатскія массы к бунту и убійству офицеров, не останавливаясь перед полным разрушеніем самого организма арміи". Дезорганизаторская работа большевиков, не могших по своей численности оказывать большого вліянія на ршенія Исп. Ком., была в сущности далека в то время от такой проповди. Оберучев разсказывает, как неистовый и истерическій будущій главковерх Крыленко, занимавшійся в эмиграціи перефразировкой ленинских призывов против войны, на фронтовом създ в Кіев в апрл высказался за наступленіе. Позиція "защиты революціоннаго отечества", которой держалось без колебаній большинство Исп. Ком., и которая может быть выражена позднйшим заявленіем Церетелли на московском Гос. Совщаніи: "сторонники сепаратнаго мира придут, только перешагнув через труп революціи", не могла вести к сознательному разрушенію арміи. Цлью реформ, разрабатывавшихся солдатской секціей Совта, являлось укрпленіе — может быть эфемерное — военнаго организма...
По мннію ген. Врангеля, в "ршительныя минуты" посл переворота не было сдлано со стороны старших военных руководителей "никакой попытки овладть сверху психологіей арміи"... Мы видли, что это было не совсм так. Но, повидимому, Врангель раздлял в то время позицію Деникина, первое впечатлніе котораго при полученіи циркулярной телеграммы Алексева было, как мы знаем, формулировано словами: "Ставка выпустила из своих рук управленіе арміей". Ставка упустила момент не в смысл захвата армейскаго революціоннаго движенія в свои руки. Нт! "Грозный окрик верховнаго командованія, поддержанный сохранившей в первыя дв недли дисциплину и повиновеніе арміей, быть может, мог поставить на мсто переоцнившій свое значеніе Совт, не допустить "демократизаціи" арміи и оказать соотвтствующее давленіе на весь ход политических событій, не нося характера ни контр-революціи, ни военной диктатуры" — пишет автор "Очерков русской смуты", передавая не то вывод современника, не то заключеніе историка. "Лояльность команднаго состава и полное отсутствіе с его стороны активнаго противодйствія разрушительной политик Петрограда — по словам Деникина — превзошли вс ожиданія революціонной демократіи"...
Сам Деникин совершенно не склонен был итти на уступки — по собственным словам, он, в качеств главнокомандующаго фронтом, подчеркнуто с самаго начала держался системы полнаго игнорированія комитетов. Період разработки новых реформ застал Деникина на посту нач. штаба верх, главнокомандующего, что не могло не оказывать несомнннаго вліянія на позицію Ставки . Ссылаясь на знаніе "солдатской психологіи", Деникин говорит, что строевые начальники не желали придавать армейским реформам (признавая цлесообразность нкоторых из них — устраненіе "нкоторых отживших" форм) характер "завоеваній революціи": надо было дйствовать "исподволь, осторожно". Рецепт довольно утопичный в обстановк революціоннаго дйствія. Какими силами можно было удержать армію в предлах стараго дисциплинарнаго устава? Здсь между "генералитетом", принявшим переворот, и "революціонной демократіей", активно участвовавшей в переворот, лежала непроходимая пропасть, отчетливо опредленная в рчи Кучина на Гос. Совщаніи и в деклараціи, прочитанной Чхеидзе от имени революціонной демократіи: "солдаты будут уходить от революціи и в ней разочаровываться"...[440].
Алексев, как много раз мы могли усмотрть, отнюдь не держался такой непримиримой позиціи. В март у него не было того раздраженнаго чувства разочарованія, которое так отчетливо проявилось в позднйших письмах и записях дневника. Верховный главнокомандующій умл тактично сглаживать шероховатости Ставки, куда "хлынули", по выраженію Деникина, смщаемые, увольняемые и недовольные генералы.
"Лойяльная борьба", напоминающая весьма отвлеченныя директивы командиров 32 пх. див. о водвореніи порядка во время революціи "без кровопролитія", привела бы не только к преждевременному конфликту с Правительством, но роковым образом превратила бы Ставку, дйствительно, в центр контр-революціи. Не трудно допустить возможность появленія на фронт ршительнаго генерала, не поддавшагося "иллюзіям" и с тенденціей "водворить порядок". Экспансивный Крымов, участник "дворцоваго переворота", подготовлявшагося до революціи Гучковым и др., встртив в 20-х числах марта вызваннаго в Петербург Деникина, говорил ему: "Я предлагал им (правительству) в два дня расчистить Петроград одной дивизіей — конечно, не без кровопролитія ... Ни за что! Гучков не согласен. Львов за голову хватается: "помилуйте, это вызвало бы такія потрясенія! Будет хуже". На днях узжаю к своему корпусу: не стоит терять связи с войсками, только на них и надежда". Надо думать, что подобный разговор Крымова с нкоторыми членами Правительства имл мсто — иначе не мог бы записать нчто совсм аналогичное Бьюкенен со слов кн. Львова. Врангель на основаніи бесды с Крымовым посл его возвращенія в 3-й конный корпус, начальником котораго он был назначен вмсто гр. Келлера, придает нсколько иной характер крымовским планам. "Ген. Крымов, повидавши Гучкова, Родзянко, Терещенко и других своих политических друзей, вернулся значительно подбодренным" — пишет Врангель[441]: "По его словам, Врем. Пр., несмотря на кажущуюся слабость, было достаточно сильно, чтобы взять движеніе в свои руки. Необходимость этого яко-бы в полной мр учитывалась членами Врем. Правительства". Крымов заявлял, что "надо длать ставку на казаков"... Если не Крымов, мог быть и другой — по сговору или без вдома правительства. В нкоторых военных кругах мысль о "расчистк" революціоннаго Петербурга была популярна. Напримр, в записях Куропаткина, относящихся к началу мая, попадается имя командующаго VI арміей ген. Горбатовскаго, который предлагал средство для борьбы с развалом арміи "невроятное": "сформировать корпус или полкорпуса из офицеров и силою уничтожить петроградскій Совт С. и Р. Д."[442]. Врангель утверждает, ссылаясь, между прочим, на заявленія "всх полков" Уссурійской дивизіи, которой он командовал, что "ряд войсковых частей обращался с заявленіями к предсдателю Правительства, в коих указывалось на готовность поддержать новую власть и бороться со всми попытками внести анархію в страну". Но Правительство "не ршалось опереться на предлагаемую ему самими войсками помощь". Гучков при поздках на фронт "неизмнно громко заявлял", принимая депутаціи от разнаго рода частей, что Правительство "ни в какой помощи не нуждается, что никакого двоевластія нт, что работа Правительства и Совта Р. и С. Д. происходит в полном единеніи". Дневники Болдырева, Селивачева, Легра вносят существенную поправку: в неофиціальных, полуинтимных бесдах, на которых рождаются конспиративные зати, военный министр говорил нчто другое. На Госуд. Совщаніи и Милюков вспоминал "длинную вереницу депутаціи от арміи, тогда еще не разложившейся, проходивших перед нами в Маріинском дворц и тревожно спрашивавших нас, Временное Правительство перваго состава: "Правда-ли, что в Петроград двоевластіе, правда ли, что вам мшают самочинныя организаціи? Скажите нам, и мы вас освободим от них". Я помню и наши смущенные отвты: "Нт, нт, это преувеличено... Были, правда, попытки, по теперь все приходит в равновсіе, в порядок"...