Мартовские дни
Шрифт:
— Я размышляю, — с достоинством отозвался принц. — Признаться, сперва я тоже предполагал наличие некоей шайки. Но теперь склоняюсь к мысли о том, что все это — дело рук одного или двух человек.
— Причем человек весьма расчетливых и предусмотрительных, — дополнил Гардиано. — Цепочка похищений началась в конце осени, а здешним блюстителям до сих пор не удалось сыскать ни одного трупа. Убийца — или убийцы никому не попались на глаза, не оставили по себе никаких следов. И я не понимаю… — он бросил злобный взгляд на пергаменты, — не понимаю, по какому принципу Зимний душегубец выбирает жертвы. Что объединяет этих людей, что у них общего? Они были для него опасны — или чем-то важны?
— Что-то
— Ох. Ну, слушай сюда. Доподлинно установлено, что бывают убийцы, которыми движет простая и понятная цель, — принялся разъяснять Гай, помогая себе жестами — быстрыми, отточенными, подчеркивающими нужное слово, — к примеру, они избавляются от очевидцев свершенного преступления. От ставших ненужными подельников. Убивают, потому как им выплачена стоимость чужой крови. Пребывая в убеждении, что своими действиями вершат правосудие. С этими просто и понятно, они и попадаются чаще всего. Но есть другие. Незаметные в толпе, неотличимые от прочих людей. Одержимые внутренней маниа… жгучим желанием. Нет, правильнее будет — навязчивой идеей. Порожденной болезнью разума, или подавленными дурными воспоминаниями, или тысячью иных причин. В Ромусе мы ловили человека, похищавшего и топившего молодых женщин с рыжими волосами. Причиной, толкнувшей его на это, стал дурной нрав его матери, рыжекудрой и скорой на расправу. Разъярившись на малого сына невесть за какой проступок, она сунула его головой в бочку с водой и держала, покуда он чуть не захлебнулся. Будучи под следствием, заявил, якобы в каждой из убитых женщин прозревал черты ненавистной родительницы. Убийца хотел, чтобы она страдала также, как довелось страдать ему. Я видел мужчину, подозревавшего жену в неверности. Он убил четырех человек из своего окружения, представив дело так, чтобы неоспоримым виновником в глазах закона представал его давний знакомец, которого он полагал любовником супруги. Позже выяснилось, что дама не только не изменяла мужу, но даже не помышляла об этом. Измена свершилась в воспаленном рассудке ее супруга, но мертвецов уже не воскресишь…
— А невиновного-то не казнили? — поспешил узнать взволнованный Пересвет.
— Если б мне не удалось вовремя добыть доказательства и установить истину, то точно вздернули бы.
— Твой наставник, наверное, очень гордился тобой, — заметил Ёширо.
— Мэтр Ортанс? Да нет, он всегда твердил, что я редкостная бестолочь… — Гардиано слишком поздно заметил подстроенную ловушку. Захлопнул рот с такой силой, что Пересвет расслышал лязганье столкнувшихся зубов и передернулся от мерзкого хрустящего звука.
— Не нахожу ничего недостойного в том, что молодой человек следует дорогой своего учителя, — церемонно изрек Кириамэ. Ромей нехорошо зыркнул на принца, раздувая ноздри, точно разъяренный жеребец.
— Да будет тебе, — поспешно вмешался Пересвет. — Он подловил, ты обмолвился. Ёширо ведь не со зла, а по любопытству неуемному. Сказывай дальше про душегубцев, очень занимательно выходит, я аж заслушался. Вот этому, Зимнему, какая-такая коварная маниа покою не дает?
— Не знаю, — Гардиано выместил раздражение на ни в чем не повинных бумагах, снежным вихрем разметав их по столу. — У любого деяния в мире есть цель и смысл, но здесь их нет. Нет, и все!.. — он перешел на родное наречие, выплюнув сквозь зубы длинную и наверняка насквозь похабную фразу, полную змеино шипящих звуков.
— Успокойся и рассуждай здраво, — посоветовал нихонский принц. — Не торопись. Шаг за шагом.
— Ладно, — Гай сцепил пальцы в замок, несколько раз шумно втянул воздух. — Да. Именно так. Шаг за шагом. Хоть малую зацепку бы для начала. Места убийств?..
— А что, это важно?
— Иногда — очень. Убийца может приводить
— Но мы не знаем, где именно он убивает, — заикнулся царевич. — Нам известно только про Айшу на берегу лесной речушки и тех, кого отыскали в чаще.
— Обстоятельства похищений?..
— У нас есть торговка, отправившаяся с лотком на торговую площадь. Мастеровые, не вернувшиеся домой, — перечислил Кириамэ, краем глаза косясь в записи. — Человек, пропавший во время охоты. Кузнец, якобы уехавший проведать родню в соседнее село. Девушка, вроде бы улизнувшая с дружком, и другая девушка, сгинувшая невесть куда с родного двора…
— Давайте помыслим про эту самую Алёну, — перебил Гардиано. — Жила в большом доме, бок о бок с кучей родни и прислуги. Пересвет, вот к примеру — твоя сестра могла бесследно исчезнуть так, чтобы долгое время никто из домашних не обращал внимания на ее отсутствие?
— Нет, — без долгих раздумий отвечал царевич. — Когда Славка пыталась втихаря улизнуть из терема, ее немедля ловили. Она удрала лишь потому, что я смолчал о том, что видел, как она вылазит из окна. Но Войслава — царевна, а Алёнка — боярышня-приживалка. Не дочь, не племянница. Она могла беспрепятственно уходить в город, навещать подружек, наведываться в лавки… Это что же выходит? Исчезни она прямиком из терема, это быстро бы заметили. Стало быть, она преспокойно вышла за ворота, чему не удивился никто из домочадцев — и пропала, так?
— Но почему пропала? — настойчиво повторил ромей. — Что такого могла совершить или заметить молоденькая девица, что единственным выходом было — избавиться от нее? Не подкупить яхонтовыми бусами, не запугать, не заморочить голову, но похитить — и, вероятно, прикончить?
Пересвет и Кириамэ переглянулись, безмолвно признавая, что у них нет даже малейшей догадки. Так азартно ринувшийся вперед Гардиано налетел с размаху на каменную стену и теперь беспомощно шарил по ней руками в поисках лазейки.
— И вот еще что, — начальный азарт в голосе ромея истаивал, как лед под жарким солнышком. — Все наши рассуждения хороши и верны только в том случае, если мы имеем дело с обычным миром и обычным человеком, пусть и одержимым темной стороной своей души. Но у вас живет и процветает чародейство. Если оно тут замешано, я ничего не могу поделать. В ведовстве я не разбираюсь.
— Зачем чародею похищать и убивать людей? — опешил царевич.
— Может, для ритуала, — предположил Ёширо. — Или потому, что человек вообразил себя всемогущим колдуном. Интересно, здешним блюстителям ведомо, сколько людей в городе промышляют магией?
— Сейчас узнаем, — царевич устремился к дверям, выкликая Щура.
— Кощуны сочтены наперечет, как же иначе, — не удивился вопросу сыскной. — Мы завсегда за ними зорко приглядывали, чтоб не вздумали учудить чего противу закона. Но боярин Осмомысл полагает, никаких особых колдовских силёнок у них не имеется, — он извлек с полки нетолстую книжицу, прошитую суровой нитью. — Десяток бабок-шептуний, заговорами да травами против всякой людской хвори пользуют. Четыре ворожеи. Предсказывают будущее по картам да просеянному зерну, являют в зеркалах будущих женихов и невест, чаще промахиваются, чем угадывают. Старик-ведун и его ученики, что служат при кумирне Велеса. К ним полгорода таскается, если скотина занедужила. Вот и все, пожалуй. Этих мы в первую очередь проверили.