Мартовские дни
Шрифт:
— И что? — спросил Пересвет, заранее догадываясь, какой ответ услышит.
— А ничего, — с сожалением признал Щур. — Нету супротив них подозрениев. Конечно, можно было взять колдунов под белы рученьки да отправить на месяц-другой под замок. Посмотреть, не сгинет ли еще кто-нибудь. Да только боярин запретил. Сказал, присмотра довольно. Вам еще чем помочь?
— Поди пока, — отмахнулся царевич. — Как думаете, кого в городе можно расспросить касательно чародейских обрядов?
— В Эддо я бы обратился к настоятелю храма Возвышенного Просветления, — сказал Ёширо. — Он и его монахи занимаются
— Потолкуешь с ним, как же, — вздохнул Пересвет. — Как о прошлой весне отец Феодор ринулся спасать монастырь и соседские избы от разлива Молочной, вымок да простыл, так толком не оправился. Кашляет, с постели не встает. Делами монастырскими теперь преподобный Фофудья заправляет. Я его на дух не переношу. Он меня тоже. Я ж с его точки зрения закоснелый грешник. Это, как его, подрываю устои и разрушаю скрепы.
Преподобный Фофудья был эллинских кровей, урожден в самом Царь-граде. Царевич сильно подозревал, что тамошний первосвященник отправил Фофудью на служение в далекое Тридевятое царство лишь затем, чтобы не видеть рядом всякий день эту кислую, вытянутую книзу физиономию. Не слышать скрипучего, въедливого голоса. Спешившего обличать, развенчивать и бичевать. Стоило преподобному ступить на порог царского терема, как он немедля начинал втолковывать царю и царице, сколь недостойный образ жизни ведет младший отпрыск и сколь дурно влияет на царевича тесная дружба с нихонским иноземцем. Прежде отец Феодор своей властью мог приструнить зарвавшегося правдорубца, но нынче, пользуясь незаслуженной свободой, преподобный Фофудья совсем распоясался. Царь-батюшка аж тайком отдал приказание дозорным стрельцам — почтенного служителя под любым предлогом в терем не пущать. Ежели прорвется — немедля извещать государя, чтоб тот успел скрыться в домашних покоях и прикинуться больным либо ж чрезвычайно занятым.
— Что, сокровищницу знаний стережет помешанный на чистоте нравов священник? — понятливо осведомился Гардиано. — Какие грешки за ним водятся? Помяните мое слово, непременно выяснится: он либо племяннице уже третьего ребеночка заделывает, либо вечерами младые певчие из хора таскаются к нему разучивать мелодии на кожаном рожке. С этими блюстителями чужой добродетели всегда так. Чем громче и яростнее они вопят, тем больше грязи на их собственных рясах. Ваш чем славен?
— Неуемной болтовней, — буркнул царевич. — Не пойду я к нему.
Мыслить дальше толком не вышло. Кириамэ и Гай повздорили, решая, испытывает ли Зимний душегубец истинную ненависть к своим жертвам — ведь двоих он преследовал, и, умертвив, сбросил в болото. Однако четверо жертв почему-то восприняли насильственное разлучение с жизнью без сопротивления. В том числе кузнец Данило, способный голыми руками свернуть подкову в кольцо. Троих убивец схоронил, проявив некое подобие уважения к мертвецам. Айшу же спрятал под обрывистым речным берегом, откуда ее тело унесла талая вода.
— Ничего мы сегодня не добьемся, — наконец раздраженно заявил Гардиано. Развернулся с привизгом на каблуке и торопливо ушел, гулко бухнув дверью. Не изволив даже сказать на прощание, ни куда идет, ни когда
К вечеру Пересвет впал в душевное удручение. За окнами светлицы в мелких переплетах сгущались сумерки, часто и назойливо шелестела по черепичной крыше беспрестанная капель.
— Неужели ты всерьез надеялся за один день разрешить загадку, над которой ваши дознаватели бьются три — нет, уже целых четыре месяца? — снисходительно улыбнулся нихонский принц.
— Н-ну, да…
— Наша удача не столь велика. Но отчаиваться пока рано. Продолжим завтра.
— Мне кажется, Гай уже отчаялся, — с опаской сказал царевич. — Иначе с чего он так взбеленился? Вожжа под хвост попала?
— Он тоже спешит найти ответ. Забывая о том, что ответы появляются лишь тогда, когда вопрошающий готов их услышать, — изрек Кириамэ.
— Опять ты со своей нихонской мудростью столетий, — скривился Пересвет. — Слушай, у меня идея народилась. К чему нам монастырская вифлиотека, когда мы знакомы с живым кладезем чародейских премудростей?
— Яга-сан, — понимающе кивнул Ёширо. — Выходит, я не напрасно ждал, когда ты наконец сообразишь, — он прогулялся к расписному поставцу, вернувшись с блюдцем тончайшего кадайского фарфора. Царевич тем временем отпирал заветную шкатулку, где с великим бережением хранил золотое яблочко — маленькое, словно недоспелый плод, слишком рано сорванный с ветки и наполненный внутренним сиянием.
Яблочко уложили посередь блюдца. Чуть помедлив, оно само покатилось посолонь, по лазурно-белым волнам неведомой реки, где плескались золотые рыбки. Фарфор в центре блюдечка просветлел, обратившись крохотным круглым оконцем. Сквозь него можно было разглядеть могучую закопченную балку и густо развешанные на ней пучки засушенных трав. В малое оконце въехала огромная, причудливо искаженная морда — мохнатая, усатая, с желтыми глазищами. Донеслось мурчание, больше напоминавшее отдаленный, но грозный изюбрий рев.
— Баюнушка, — обрадовался котячьей роже Пересвет. Любимчик старой ведьмы уловил тихий призывный звон, испускаемый яблочком-по-блюдечку, и явился самолично проверить, в чем дело. — Баюн, хозяйка-то твоя далеко? Покличь ее, сделай милость!
— Мряа, — черная морда отодвинулась, сметливый котяра отправился на поиски чародейки.
Вскоре в блюдечке объявилась сама Рогнеда свет-Ильгизаровна, дипломированная мастерица ясновидения, гадания и астрологии из Ибирских лесов, более известная друзьям и вражинам как Баба-Яга. Залучилась тысячами морщин, приветно блеснула блекло-голубыми очами, не утратившими с возрастом живости и лукавства.
— Никак ребятушки-козлятушки? Выросли-то как, возмужали!.. Хотя Ёширо по-прежнему красавчик писаный. Хоть на хлеб заместо меда намазывай и ешь.
Кириамэ заворковал белым голубем, уверяя старую каргу в том, что с ней не сравнится ни одна прославленная красотка Поднебесной Империи и Нихонских островов. Пересвет украдкой хрюкнул пару раз в ладонь и встрял:
— Поздорову тебе, бабушка, но может, вы потом с Ёширо намилуетесь? Я заради вашего спокойствия даже могу на конюшню спать пойти. Болтайте хоть всю ночь напролет.