Мартовские дни
Шрифт:
— Серьезный-то какой с возрастом сделался, с ума сойти, — недовольно проскрипели из блюдечка. — Нет, чтобы с одинокой старой женщиной запросто побалакать, по доброте душевной. Дак нет, вечно-то у них дела, вечно хлопоты!
— Почему «одинокой»? А как же Дуняша-тян? — вспомнил нихонец бойкую на язык и тяжелую на руку воспитанницу Яги.
— Укатила Дунечка моя, — глубоко и печально вздохнули в избушке, затерянной посередь бескрайних Ибирских лесов. — В Тридесятое королевство подалась, к тамошнему королевичу придворной чародейкой и врачевательницей. Уж не Дунька теперь сопленосая, а Евдоксея Ибирская. Скоро последние испытания пройдет да в тамошний ковен вступит, будет как есть полноправная ворожея, — от избытка чувств старая ведьма аж слезу пустила. — Растут
— Э-э, — замялся Пересвет, не зная, с чего толком начать. — Ёжик, изложи, будь другом. У тебя язык лучше подвешен и вообще…
Кириамэ второй раз просить не требовалось. Краткий, но ёмкий рассказ вместил все — необъяснимые исчезновения в Столь-граде, полное отсутствие следов, беседу с Водяницей и четыре найденных трупа. Невесть отчего он умолчал только о заезжем ромее. Видимо, счел эту подробность не слишком важной.
— Охти мне, старой, — прокряхтела Яга, выслушав. — Какие дела-делишки в столицах нынче творятся, прям страх один. Мы-то в своем медвежьем углу лаптем щи хлебаем и в ус не дуем. Нет, козлятки, не взыщите. Душегуба я вам по щучьему веленью и царскому хотенью на златой тарелочке не представлю.
— Сами изловим, — самоуверенно посулил Пересвет, — ты, бабуля, только подскажи — это впрямь чародей свихнутый или все ж таки человек, одержимый лютою злобою?
— А ты мне, бойкий отрок, сперва поведай — по чьей вине я магических гримуариев лишилась? — несмазанным колесом скрипнула злопамятная бабка. Царевич крайне заинтересовался узорами, вытканными на ковре. — Память-то, чай, не девичья. За давностью лет не упомнить всего, что читывала либо слыхивала от умных людей. Но одну вещь я вам точно молвлю, соколики. Неладное что-то творится. Словно могучая гроза ходит вкруг вашего края, да все никак дождем не прольется. Эфир вихрится, и недобро. Магические блюдца порой отказывают. Заклятия через одно действуют. Перелетные птицы раньше срока с места сорвались, да не к северу тянутся, а прочь от него. Звери откочевывают. Бражка надысь скисла ни с того, ни с сего. Врачевательные настои силу потеряли. Теперь еще вы с новостями. По первому впечатлению — в Столь-граде некто сильный да могущественный ворожит на крови. За такими чарами — не ко мне.
— А тогда к кому? — в единый голос вопросили принц да царевич.
Вещунья поскребла взъерошенные седые космы, вылезшие из-под наголовного платка, потерла скрюченным пальцем замечательно крючковатый нос.
— К Василисе Премудрой, — без особой охоты вымолвила она.
— Бабуля Ягуня, — проникновенно начал Пересвет, — при нашем безмерном уважении к твоей несказанной мудрости… Василиса умерла лет двести тому, если вообще когда-либо жила на свете. Батюшка в благодушном подпитии всякий раз поминает байку о том, как пращур, княжич Иван сын Выславов, охотясь, на краю болотины повстречал говорящую лягушку-квакушку. Она потом обернулась распрекрасной царевной-чародейкой. От большой любви они поженились, основали Тридевятое царство и душа в душу прожили девяносто лет и один день… но это же просто семейная легенда!
— Легенда, говоришь, — прищурилась старая ворожея.
— Ага, — враз осипшим голосом вякнул царевич. — Семейная.
— Ну что прикажешь делать с эдакой молодежью? — бабка оборотила морщинистый скорбный лик к Кириамэ. — Истории родного семейства не ведают, а туда же, тщатся мир перекраивать. Может, обратить его в жабу лет на десяток? Пущай прыгает с кочки на кочку, ума-разума набирается.
— В жабу, конечно, обратить было бы полезно, — и не подумал возразить коварный нихонец. — Но, боюсь, это крайне огорчит его почтенных родителей. И меня тоже. Ведь мне придется последовать за сим недостойным юношей на болота… жить в убогом шалаше, не имея возможности ни помыться толком, ни переодеться должным образом, ни причесаться…
— Ужасно, — Яга трагически поднесла трясущуюся руку к враз побледневшей и сморщившейся физиономии. — Просто ужасно. Ладно, цыплятки, слушайте сюда. Вот есть, к примеру, я. Рожденная в положенный срок
— Мы вроде про Василису толковали, — заикнулся Пересвет.
— Про нее речь и ведем. А! Твою кавалерию! Василиса — то не имя, то титулование. Некогда она взяла в мужья правителя Царь-града, басилея имени уж не упомню за давностью лет. То ли Констанс Любострастный, то ли Юлианий Бесштанный. Он — басилей или базилевс по-эллински, жена его — базилисса. Базилисса Елена, прозвищем Премудрая. Из тех, которых не отец-мать на свет породили, но сама природа улыбнулась и выдохнула на свет чудо чудное, диво дивное. Змей Горыныч поднялся в небо из пламени взорвавшейся огненной горы и скорби тысяч погибших, а Елена вышла из радуги и солнечного сияния. Вразумевши?
— Ага, — бормотнул ошарашенный царевич. — А как же.
Яблочко описало бессчетный круг по блюдечку. Изображение помутилось, словно в родниковой водице взбаламутилась болотная грязь, но голос Яги доносился по-прежнему отчетливо:
— Ей любая магия была подвластна — хоть белая, хоть черная, хоть серая. Само время текло мимо нее, опасаясь задеть. Кем Елена желала, тем и оборачивалась. Лягухой или кобылицей, красной девицей, белой лебедью али разъяренной медведицей. Она никогда не думала помирать. Такие не помирают. Живут вечно — горой, полуденной молнией али бурной рекою.
Померещилось, или в скрипучем голосе старой вещуньи притаилась тщательно укрытая зависть?
— А Ивана, пра-пра-прадеда твоего, она впрямь сильно любила. Как ему пришло время помирать, Елена бросила вызов самой Безносой. Такое сражение гремело, всю прежнюю столицу с землей сравняли, пришлось новую строить. Но Елена проиграла, облеклась в скорбь и рекла, что навсегда уходит от людей. Мол, не хочет опять привязаться к кому-нибудь и остаться с разбитым сердцем. Вживую я видела ее лет сто тому, как подле Гром-камней мировая ткань истончилась от ветхости и лопнула, а с Изнанки полезло к нам… всякое-разное, о чем юнцам навроде вас знать не надобно. Елену Премудрую и выкликать не занадобилось. Сама примчалась. На колеснице, запряженной крылатыми змеями, с колдовским жезлом наперевес, что твоя Афина-Паллада. После боя я отваги набралась, посунулась к ней. Как, мол, пресветлая сударыня Елена, поживаете, да в каких краях? Она в ответ только улыбнулась, грустно так, и говорит: я, Рогнедушка, на Буяне-острове дом себе возвела. Заглядывай в гости, коли доведется рядом бывать. Но я так и не сподобилась за делами-хлопотами, а вот богатыри да добры молодцы всякие к ней шастали. Кто — женихаться по глупости, кто — за советом мудрым. Какие живьем возвернулись и много хорошего сделали, других больше в мире не видели.
— И как туда добраться? — недрогнувшей рукой извлек из пестрого вороха второстепенного главное и истинное Кириамэ.
— А-а, э-э… — Яга закатила глаза под набрякшие веки, припоминая дорогу, и забормотала: — Как же она говорила… Значитца, так. Вниз по Молочной реке до Уссольского волока к реке Порубежной. Вверх по Порубежной до Плещеева озера. В Плещеево озеро впадает великая река Березина. Скакать вдоль нее три дня и три ночи, пока не достигнешь берегов Синь-озера. Там и сыщется Буян-остров, но подойти к нему непросто. Воды расступаются, открывая малую тропку, когда луна высоко в небе. В безлунные же ночи вовсе туда хода нет. На острове стоит древняя крепость, в той крепостце Елена и обустроилась. Скажите ей, что… — изображение подернулось частой рябью, голос Бабы-Яги то пронзительно взвизгивал, то обращался в неразборчивый звериный рев.