Машины зашумевшего времени

Кукулин Илья Владимирович

Травматичность истории XX века вообще и советской власти в частности для Галича выражалась прежде всего в отчуждении человека от языка. Эту отчужденность он открыл в начале 1960-х и не уставал разыгрывать и в стихах, и в исполнении своих песен как бесконечную серию театрализованных интермедий. Сама манера его пения сочетала торжественную медлительность и брезгливость интонации, в ней всегда был привкус демонстративного цитирования чужого слова, одновременно притягательного своей откровенностью и чудовищного в своей чуждости традиционным критериям этики и эстетики. Следующим шагом в этом устном смаковании заведомо чужого слова стала патетически-юродская и в то же время отстраненная манера чтения, выработанная Д. А. Приговым в конце 1970-х годов.

В начале 1970-х Галич неоднократно говорил в монологах на домашних концертах (сохранились их магнитофонные записи) о семантическом опустошении русского языка, переполненного лозунгами и идеологическими штампами. Писал он об этом и в стихах.

…Только буквы, расчертовы

куклы, Не хотят сочетаться в слова. — Миру — мир! — Мыру — мыр! — Муре — мура! — Мира — миг, мира — миф, в мире — мер… И вникает в бессмыслицу хмуро Участковый милиционер. («Кумачовый вальс»)

Как ни странно, Галич, чья поэтика так или иначе восходит к первой половине XX века, демонстрирует в этих строках почти концептуалистское восприятие слова, которое на глазах начинает мутировать, — подобно тому, как ближе к финалу в ранних рассказах Владимира Сорокина тривиальная ситуация из типового соцреалистического рассказа вдруг превращается в макабрический ритуал, сопровождаемый заумными или труднопонятными словами-заклинаниями («прорубоно» в «Заседании завкома» или «помучмарить фонку» в рассказе «Геологи» [950] ).

950

Эти рассказы написаны в конце 1970-х — начале 1980-х годов и включены в сборник Сорокина «Первый субботник», составленный в 1984-м и впервые изданный в 1992 г. (впоследствии неоднократно переиздавался как отдельной книгой, так и в составе собраний сочинений В. Сорокина).

Название опубликованной в 1998 году работы Андрея Зорина «От Галича к Пригову» [951] было призвано продемонстрировать огромный путь, пройденный советской неофициальной культурой и советским неофициальным сознанием за 1970-е. Но это же название можно интерпретировать и иначе: как краткое описание вполне логичного и последовательного развития одного из направлений неофициальной культуры 1970-х, которое может быть условно определено этими двумя именами.

Еще одна постоянная черта героев Галича, кроме отчуждения от языка, — насильственная отделенность от прошлого, причем не только биографического («Караганда, или Песня про генеральскую дочь»), но и исторического. Один из самых важных сюжетно-композиционных приемов, характерных для галичевских баллад, — столкновение разных временных пластов, обычно — современности или периода 1930–1940-х годов, с одной стороны, и давно прошедшей эпохи, с другой. Ср. конструкции названий: «По образу и подобию, или, как было написано на воротах Бухенвальда: Jedem das Seine — „Каждому — свое“», «Песня пятая, которая поется и называется Ave Maria!», «На сопках Маньчжурии». Важнейшим структурным элементом в этих произведениях становится разрыв, отделяющий героев и самого автора от утерянного, имевшего смысл прошлого, и одновременно — от идеологизированного советского языка.

951

Зорин А. Л. От Галича к Пригову // Семидесятые как предмет истории русской культуры / Сост. К. Ю. Рогов. М.: О.Г.И., 1998. С. 153–166 (Россия/Russia. 1998. № 1 [9]).

Обезьянка проснулась, тихонько зацокала, Загляделась на гостя, присевшего около, А Тамарка-буфетчица — сука рублевая, — Покачала смущенно прическою пегою, И сказала: «Пардон, но у нас не столовая, Только вы обождите, я за угол сбегаю…» «…Тихо вокруг, Ветер туман унес…» А чудак глядел на обезьянку, Пальцами выстукивал морзянку, Словно бы он звал ее на помощь, Удивляясь своему бездомью, Словно бы он спрашивал — запомнишь? — И она кивала — да, запомню. «…Вот из-за туч блеснула луна, Могилы хранят покой…» («На сопках Маньчжурии» [952] )

952

Галич А. Соч.: В 2 т. / Сост. и коммент. А. Петракова, вступ. ст. В. Фрида. М.: Локид, 1999. С. 165.

А пронзительный ветер — предвестник зимы — Дует в двери капеллы святого Фомы. И поет орган, что всему итог — Это вечный сон, это тлен и прах! — Но не кощунствуй, Бах, — говорит Бог, — А

ты дослушай, Бог, — говорит Бах. — Ты дослушай!.. …А у бляди-соседки гулянка в соку, Воют девки, хихикают хахали… Я пол-литра открою, нарежу сырку, Дам жене валидолу на сахаре. И по первой налью, и налью по второй, И сырку, и колбаски покушаю, И о том, что я самый геройский герой, Передачу охотно послушаю. («По образу и подобию, или […] „Jedem das Seine“» [953] )

953

Там же. С. 197.

Цитирование вальса «На сопках Маньчжурии» в соответствующей песне мотивировано тем, что его играл шарманщик, пришедший в кафе, где сидел оскорбленный Зощенко. Но за воспроизведением строк из песни стоял и более сложный намек, понятный тем, кто знал биографию писателя. Он был офицером — участником Первой мировой войны, награжденным пятью орденами за боевые заслуги. Его здоровье было подорвано в результате газовой атаки противника. Отказываясь согласиться с выдвинутыми против него обвинениями, Зощенко сказал в своей речи на заседании Союза писателей в 1954 году, что он, будучи участником двух войн, не может признать себя трусом [954] .

954

Стенограмма этой речи многократно перепечатывалась. См., например: Выступление М. М. Зощенко на собрании ленинградских писателей. Июнь, 1954 г. // Рубен Б. С. Зощенко. М.: Молодая гвардия, 2006. C. 325–329 (Жизнь замечательных людей).

Вальс «На сопках Маньчжурии», который действительно играли шарманщики, был написан Ильей Шатровым в 1906 году. Большинство слушавших этот вальс не знали, что он посвящен памяти солдат 314-го резервного Мокшанского полка, погибших при атаке на позиции японских войск во время Русско-японской войны, но текст в любом случае говорил о героях [955] , павших вдали от родных мест и похороненных под экзотическим гаоляном [956] .

В 1945 году, как хорошо помнил Галич, этот вальс часто передавали по советскому радио — шла недолгая война с Японией, и напоминание о прежних боях с этой страной стало частью государственной пропаганды. Меньше чем через год после победы советских и американских войск над Японией (2 сентября 1945 г.) было принято Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» (14 августа 1946 г.).

955

Первый вариант текста был написан Скитальцем, но наибольшую известность в предреволюционные годы получил текст неизвестного автора — «Тихо вокруг, сопки покрыты мглой…». Его цитирует Галич. С этим текстом вальс исполняется и сегодня.

956

Гаолян — китайская разновидность злака сорго, высокое травянистое растение с колосьями. Из гаоляновых зерен в Китае делают водку.

Травля Зощенко проходила «в тени» военных побед. Между репутацией страны-победительницы и страны, травящей одного из своих лучших писателей, возникал неустранимый зазор. Галич выразил его с помощью историзирующего монтажа, сталкивавшего мифологизированный язык «старой воинской чести» (текст и музыка вальса) и язык сталинской повседневности.

В мире, где травят Зощенко, может выжить и спастись только существо незаметное и умеющее молчать. Обезьянка, которая кивком обещает запомнить произошедшее с писателем, фактически повторяет обещание А. Ахматовой из предисловия (1957) к поэме «Реквием» (несмотря на то что поэма не была издана, Галич ее мог знать — он был знаком с Ахматовой и много раз пел у нее свои песни). Героиня поэмы говорит с неизвестной женщиной об очереди тех, кто стоял с передачами для заключенных:

— А это вы можете описать?

И я сказала:

— Могу [957] .

Аналогично, в песне «…Jedem das Seine» противопоставлены два языка — высокопарно-поэтическое описание одного дня Иоганна Себастьяна Баха, чьим собеседником был Бог, и сниженно-сатирическое описание жизни советского обывателя, собеседниками которого оказываются только радиорупоры, транслирующие пропагандистские передачи. На стиховом уровне эти два языка противопоставлены с помощью разной каталектики: «баховские» куплеты написаны расшатанным логаэдом Aн+Я+Ан+Я или 4Ан со сплошными мужскими окончаниями, «советские» — чуть расшатанным анапестом (комбинация 4Ан мужск., 3Ан дакт.), поэтому на слух «баховские» куплеты воспринимаются как энергичные и сжатые, а «советские» на их фоне — как более «развинченные» и разговорные по интонации.

957

Цит. по изд.: Ахматова А. Реквием // Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М.: Эллис Лак, 1998. С. 21.