Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Девушка села на канапе у окна и подобрала ноги под вышитый подол ночной сорочки. Обхватив руками колени и положив на них подбородок, Генриетта принялась вспоминать последние два дня, когда мир начал расшатываться.
Она не могла обвинить в катастрофе обычное женское недомогание, которое пришло и ушло неделю назад, сопровождаемое болями в животе, пятнами и приступами раздражительности. Это было бы слишком просто. В дурном настроении пребывал скорее ее разум, чем тело, и началось это с появлением маркизы. Нет, с жесткой честностью поправила себя Генриетта. Не с появлением маркизы. А с продолжительными разговорами Майлза с маркизой.
Генриетта ткнулась
А где ревность…
Генриетта так быстро вскинула голову, что едва не свалилась с канапе. Не могла же она влюбиться в Майлза! Само это понятие, при всей своей поэтичности, вызывало в воображении что-то величественное и драматичное. Но в чувствах Генриетты к Майлзу ничего величественного или драматичного не наблюдалось. Все предельно просто: она ни с кем не хочет его делить. Никогда. Она хочет быть той, кого он будет высматривать в бальном зале, той, кого толкнет локтем, когда понадобится поделиться действительно потрясающей шуткой, первым человеком, кого он увидит утром, просыпаясь, и последним, с кем поговорит перед сном. Ей хотелось быть той, кому он станет шептать на ухо в опере, и той, которая будет сидеть рядом с ним в его опасно неустойчивом фаэтоне, когда в пять часов он катается в парке.
Любовь, сказала себе Генриетта с решимостью, которой отнюдь не чувствовала, нечто совсем иное.
Перед первым своим сезоном они с Пенелопой и Шарлоттой проводили бесконечные часы, доедая печенье, оставшееся на блюде после налета на него Майлза, и рассуждая о Любви. О Любви с большой буквы, которая налетит на них с сияющими крыльями и унесет в зачарованное, доселе неведомое королевство. О Любви, разумеется, должным образом одетой — обтягивающие коричневые лосины, безупречно повязанный галстук — и со слегка развязными манерами. Появление избранника будет возвещено скрипками на заднем плане, впечатляющим фейерверком и неожиданным ударом грома — все мгновенно укажет ей на то, что к ней пришла любовь ее жизни. И вот, без всяких ударов грома в отдалении, она сидит и размышляет о Майлзе, о Майлзе, который находился рядом с ней почти всю ее жизнь, без всяких эмоциональных взрывов.
Это просто нелепо. Если бы она и в самом деле питала к Майлзу более глубокие чувства, неужели она не заметила бы их раньше? Не испытала бы странного стеснения в груди, когда он таскал у нее из-под носа печенье и, пройдясь «колесом», скатывался в пруд? На этот счет во всех книгах было ясно сказано: когда к тебе приходит настоящая любовь, ты это понимаешь. Немедленно.
Конечно, ей не было еще и двух лет, когда Майлз появился в их доме, и ее представление о любви в то время было в основном связано с теплым молоком.
Генриетта задумчиво уставилась на луну. По всем классическим меркам она не могла быть влюблена в Майлза. Но как тогда объяснить тот факт, что при одной мысли о нем, катающемся в парке с другой, она наполняется полынной горечью и желчью? А уж при мысли, что он женится на другой… мысль эта была слишком мучительна, чтобы даже задерживаться на ней.
Майлз. Как привычно звучание его имени!
Генриетта прищелкнула в темноте языком. Конечно, привычно! За последние восемнадцать лет она произносила его с уверенностью, раздражением и любовью. Восемнадцать лет. Генриетта снова уткнулась лицом в колени и стала думать о восемнадцати годах с Майлзом. Она вспоминала о всегда развязывающемся галстуке, вечно растрепанных волосах
Бесчисленные воспоминания, связанные с Майлзом, теснились в роскошном хронологическом беспорядке. Майлз передает ей поводья, и она правит его любимыми гнедыми, запряженными в экипаж… хм, она и близко не подъезжала к тому дереву. Майлз выскакивает из ее гардероба, переодетый монахом-призраком из Донвеллского аббатства, но портит все дело, сдернув простыню с головы, едва Генриетта закричала. Кричала-то она от возмущения — она заметила черные туфли, выглядывавшие из-под одеяния, но ей показалось неловким сообщать об этом Майлзу, пока он так старательно извинялся. Лето, и ей тринадцать лет, и она слишком высоко забралась на старый дуб позади Аппингтон-Холла. В тот момент это казалось хорошей идеей — плывущая волшебная башня, где можно читать и мечтать, но уже не такой хорошей, когда она оказалась наверху, примостившись на ветке, книжка за поясом, а земля далеко внизу. Генриетта никогда особенно не увлекалась лазанием по деревьям. Ричард пошел за лестницей, но Майлз, всю дорогу ворча, забрался к ней и помог спуститься по качавшимся веткам.
Бывают вещи и похуже, чем влюбиться в старого друга.
Генриетта расплылась в улыбке. Улыбка эта оставалась, пока она спала, снова появилась, когда она проснулась, и все утро периодически к ней возвращалась.
Пенелопа вырвала у Генриетты книгу, которую та держала перед собой.
— Перестань прятаться. Чего это ты без конца улыбаешься?
— Из-за Майлза.
— Что еще сделал этот большой олух?
— Майлз не олух, — сдержанно отозвалась Генриетта. Они уже это выясняли.
— Нет, он большой олух.
Неожиданно хмыкнула за своей книгой Шарлотта.
— Ты когда-нибудь слышала о маленьком олухе?
Генриетта решила вмешаться, прежде чем они безвозвратно уйдут в сторону с этого захватывающего пути.
— У меня, — проговорила она, ведя пальцем по корешку книги, — появились tendre [28] к Майлзу.
— Что у тебя появилось? — вскрикнула Пенелопа.
— По-моему, она сказала tender, — охотно подсказала Шарлотта.
28
Tendre — нежные чувства (фр.).
— Не смеши меня, — возразила Пенелопа. — Это же Майлз.
На лице Генриетты появилось то блаженное выражение, которое чаще всего ассоциируется с крыльями, нимбами и алтарными росписями эпохи Ренессанса.
— Майлз, — согласилась она.
Пенелопа в ужасе смотрела на ближайшую подругу, не веря своим ушам. В отчаянии она простерла руку к Шарлотте:
— Скажи же ей что-нибудь!
Опустив книгу, Шарлотта покачала головой, на губах ее заиграла легкая улыбка.
— Не могу сказать, что я удивлена. Я все гадала…
— Гадала о чем? — живо спросила Генриетта.
— Тебе никогда не казалось странным, что, войдя в бальный зал, первый к кому ты устремляешься, — Майлз?
— Она любит лимонад? — предположила Пенелопа.
— Не думаю, что дело в лимонаде. — Шарлотта повернулась к Генриетте: — Вы всегда были вместе — ты и Майлз. Просто тебе понадобилось много времени, чтобы это заметить.
— Откуда ты знаешь? — сердито воспротивилась Пенелопа. — Это тебе не твои глупые романы. То, что Майлз постоянно крутится рядом, не означает, что он… что они… ну, ты понимаешь!