Маска Гермеса
Шрифт:
– Ты, лучшая кандидатура. У меня есть, конечно, и другие. Но у них нет твоего обаяния и ума. Ты выведешь мужчин на откровенность. Тем более что Лаврецкий в настоящее время холостяк.
– Ах, вот оно что?
– воскликнула Рита.
– Ты даешь мне лицензию на то, чтобы я с ним переспала?
– оскорблено добавила она.
– Разве я способен этого требовать?
– воскликнул Спирин насмешливо и высокомерно.
– По-моему, ты недооцениваешь наши отношения. Эти слова меня ранят. Твой шарм неотразимо действует на противника, а с другой стороны я же не могу посадить тебя в клетку.
– В любом случае, я не собираюсь с ним спать, - отрезала Рита, не понимая до конца, где издевка в словах Спирина, а где искренность.
– Мне приятно это слышать… Но тебе не придется с ним даже флиртовать…
– Будто он не понимает, что мы будем его интриговать.
– В политике все интриги. Рита, это то задание, о котором многие могут только мечтать, - загадочно изрек Спирин, будто бы хотел даже подмигнуть.
– Ну, хорошо, - воскликнула Рита, ощутив прилив тщеславия, в котором на время утонуло ее раздражение.
– О чем пойдет речь?
– деловито спросила она.
Лимузин Лаврецкого доставил ее в роскошный подмосковный особняк. Дворецкий в униформе, чуть старше среднего возраста, с прямой осанкой, провел ее в просторный зал, меблированный в духе модерна, с равномерным мягким освещением, с многочисленными диванами, креслами и встроенными шкафами.
Вошел мужчина средних лет, подтянутый, выше среднего роста, аккуратно стриженый брюнет, с острыми чертами лица, прищуренным темным взглядом, в расстегнутом пиджаке, без галстука. До сих пор она видела его только по телевизору и на снимках печатной прессы.
– На вас готовят атаку, бескомпромиссную, на поражение, - как приговор произнесла Рита, когда Лаврецкий занял место напротив, у журнального стола.
– Пока только вы меня атакуете, - снисходительно ответил собеседник своим мягким голосом.
Ее красота, категоричный тон и строгий вид, из-за делового брючного костюма льняного цвета, держали Лаврецкого на дистанции, он избегал вульгарно жадного взгляда.
– Мое дело предупредить. У власти нет желания расправляться с вами, или еще с кем бы то ни было. Но ваша тайная оппозиционность ее раздражает, - высказалась Рита самоуверенно, но с привкусом благосклонности, надеясь на компромисс.
– Понимаю… Я не первый, кто попадает в опалу. Я всегда к этому готовился. Но экономическая элита не может стоять в стороне от политической жизни. Это бессмыслица. Времена государственной монополии на все сферы жизни прошли. Кроме извечной русской гордыни оттого, что получаешь безраздельную власть, или думаешь, что получаешь, ничего в действиях политбомонда, нет.
Ответ показался Рите грубым и не разумным.
– Вы что, всерьез? Хотя, может быть вы и правы. Но она, власть, настроена жестко, и никакие очередные скандалы, потрясающие весь оставшийся мир ее не пугают. Ведь прошлые скандалы она выдержала, и от них только окрепла. А что касается гордыни, то в Кремле аналогичным
– Да, да, расхожая мысль, - ядовито парировал Лаврецкий.
– А нахрапистые попытки либерального прогресса обернулись в ущерб самому прогрессу. Не думайте, что власть позволит кому-то играть самостоятельную роль.
– Я на это и не надеюсь, но идеалы либерализма очень живучи. Не грех их отстаивать, - заметил собеседник сдержанно и твердо.
Рита смерила его сожалеющим взглядом, но промолчала, не собираясь так сразу уйти.
– Наша беседа приняла слишком жесткий тон, - вдруг благожелательно прервал паузу Лаврецкий.
– Не мешало бы чем-нибудь ее смягчить. Воды, соку, кофе, чаю. Может быть, вина?
– В другой раз, - холодно отказалась Рита.
– У вас ведь есть серьезные недруги, которые не прочь выгнать вас из страны, а то и похуже. Не мне вам объяснять, как это делается. Стоит только пустить кровь, и на ее запах приплывут акулы. И не потому, что именно вас недолюбливают в Кремле. А просто потому, что у него нет других исполнителей.
– А вы беспощадная женщина. Ваши метафоры и аллегории меня поражают. Хотя, это тоже старая сказка - про хорошего царя и плохих бояр. Может, намекнете еще на кого-нибудь.
– Если бы даже я и знала, я бы не сделала и намека здесь, где стены имеют уши. Моя служба не любит огласки. По моему, я достаточно вам наговорила, - как-то неожиданно равнодушно произнесла она.
– Вашей службой не запрещено отобедать со мной в каком-нибудь уютном ресторане, - подхватил ее намек Лаврецкий на то, что официально предупредительный тон встречи закончен.
– Тогда я буду выбирать сама, наугад, по ресторанному справочнику, - отвечала она, прямо смотря своим обворожительным взглядом на него.
Рита не имела указаний от босса опасаться записи разговора. Она сама приняла решение относительно самой пикантной части этой встречи. Попади запись в прессу, и отвечать пришлось бы ей, а не Спирину. Так, видимо и было им задумано - подбросить Лаврецкому информацию или, скорее, дезинформацию, которую сам же Спирин не прочь слить в прессу, а потом откреститься от причастности к этой утечке. Спецслужба пускала дымовую завесу, а затем наносила удар.
В пустующем в эти дневные часы ресторане, они продолжили разговор в отдельном кабинете, охрана дежурила снаружи, в зале.
– У президентской семьи есть преданное окружение, а еще и те, кто набивается в таком качестве, - продолжила высказываться Рита, когда они сделали заказ.
– Некоторые делают это через интимные отношения. Например, ваш визави, алюминиевый магнат Оспин, сорока однолетний холостяк, подбирается к дочери, которой уже двадцать шестой год. Она закончила МГУ, мечтает о публичной карьере. Известность стоит не дешево, тем более быстрая известность. А томиться, полной юных мечтаний, барышне, из самой высокой семьи страны, в неизвестности, просто нелепо. Президент же наложил запрет на всякую гласность относительно своей семьи. Можно только представить отчаяние дочери. Тут или с ума сойдешь, или взбунтуешься.