Маскарад для эмигранта
Шрифт:
Полковнику удалось поместить Макарова в свою каюту, сославшись на его ранение. В каюте было две койки и промежуток между ними чуть больше полуметра; в каюте на двоих поместилось четверо. Кроме них еще священник и майор Бибиков, поэтому решили одну койку предоставить отцу Сергию, а на второй спать по очереди, меняясь через три часа. Протоиерей выразил бурный протест против такой привилегии и потребовал распространить на него общие правила. Теперь двое спали на койке, а двое бодрствовали, сидя на вещмешках в межкоечном пространстве. Ночью в каюте было холодно, а днем они сидели мокрые от жаркого пота; условия на палубах были еще хуже, поэтому они старались поменьше выходить наверх.
Майор Бибиков похож внешностью на Сократа, за что и получил от
– Я смиреннейше прошу у вас прощения, отец Сергий, но я совершенно растерян и подавлен, поскольку не один я, а мы все оказались в столь плачевном положении. Я хотел бы узнать, насколько это возможно, в чем следует искать утешение нашим скорбям, которые неминуемо обрушатся на нас в изгнании. И кто укажет нам истинный путь к нашему спасению? И ждет ли нас, где-нибудь, это спасение, откуда оно придет к нам? Кто позаботится о нас на чужбине?
Майор едва не запутался в своей фразе, состоящей из стольких вопросов, впрочем, его это не очень беспокоило; для него главным было завязать разговор. Он собирался еще что-то добавить, но священник остановил его жестом.
– Поможет нам вера наша. Да, Господь действительно направляет наши ковчеги в чуждую нам страну, но не стоит сокрушаться и печалиться раньше времени, ведь мы еще не знаем, что нас ждет впереди. Вспомните: библейский Иосиф, будучи проданный своими вероломными братьями в рабство не только не погиб, но самоутвердился, несмотря на невзгоды, не только создал для себя достойную жизнь, но и смог оказать спасительную помощь отцу и своим братьям.
– Неужели вы считаете, отец Сергий, что и мы каким-то образом сможем в изгнании оказать кому-то помощь. И кому же? Не красным ли товарищам?
– России, – коротко ответил священник, – ее народу. Ведь Иосиф не только помог своим близким, но и народу своему и тому, который его приютил. Сейчас красные с нами поступают так же, как и братья Иосифа с той лишь разницей, что те его продали, а эти нас изгоняют, что впрочем, одно и то же. Но он их не только простил, но и спас, причем не один раз.
– Вы предполагаете, что мы когда-нибудь простим красным все то, что они сотворили? – Бибиков не может скрыть свое возмущение, – простим разорение и гибель России? Думаю, что никогда! Это ведь абсурд, батюшка. Такое не прощают. Нет!
– Я не предполагаю, я знаю наверняка, что простим. Знаю потому, что мне пошел уже восьмой десяток, потому что я сам русский и знаю русскую душу. Простим и помогать будем, ведь они наши братья, пусть даже заблудшие. А насчет гибели России сильно конечно сказано, но неверно: Россия не погибла и не погибнет, пока жива ее вера православная. Вспомни, сын мой, нашествия татар, шведов, немцев, поляков, французов, да их всех не перечислить, и что? Кто погиб, а кто крепче стал? Где они все?
– Значит, вера нам
– Интересную тему вы затронули, уважаемый Василий Иванович, – вдруг отложил в сторону книгу полковник, – сейчас я начну, а вы, отец Сергий, поддержите меня; я уверен, что вам об этом более известно, чем нам мирянам. Когда мы уже вышли в море, над городом взлетела ракета; сигнал о том, что в город вошли красные. Его подал наш человек. Я посмотрел на часы: с того момента, как мы оставили берег прошло два часа, если быть точным, то даже на семнадцать минут меньше. Давайте порассуждаем: почему красные, находясь совсем рядом, в двух часах лошадиной рыси от города, не помешали нашему уходу? Почему командиры красных, Август Корк вместе с Блюхером, выиграв столь важное сражение при штурме перекопско – юшуньских позиций не ринулась стремительно к Севастополю, Керчи и другим городам, где собирались уйти морем наши полки. А ведь дорога была практически открыта. Что на ваш взгляд, майор, помешало им прихлопнуть нас прямо на причалах, не дать погрузиться, а сами корабли изгнать из бухты с помощью артиллерии или же потопить тех, кто не уйдет? И орудий у них для этого было предостаточно своих, да наших брошенных вместе со снарядами, тьма. Пять аэропланов для корректировки огня! Мы же более полутора суток грузились на корабли, прикрываемые заслонами из юнкеров. Вы что же допускаете мысль, что обойти их или опрокинуть для красных было столь непосильной задачей?
– Вопрос сложный; не зная тактические замыслы большевиков, а также всю обстановку на момент прорыва на Перекопе, нельзя на него ответить так вот просто, – ответил Бибиков, – но я сейчас попытаюсь.
– Я думаю, что не стоит тратить усилия, уважаемый Василий Иванович, логического объяснения этому с точки зрения военной целесообразности нет. Ведь после взятия Юшуни они двинулись в погоню за нашей Первой армией к Джанкою, тогда как могли ударить частью сил через Джурчи на Айбары и обойдя Симферополь с запада, прийти к Севастополю раньше или одновременно с Кутеповым. У красных ведь было двадцать семь тысяч штыков против наших тринадцати, что давало им возможность любого маневра. Зачем было большевикам выпускать боеспособную семидесятитысячную армию, когда ее можно было легко заблокировать на полуострове и вынудить сдаться? Итак, с военной точки такая небрежность для полководца просто недопустима. Политический шаг? Но он тоже не просматривается. Тогда нам следует думать о человеческом снисхождении к поверженной белой армии, чуть ли не любви к нам. Вы можете допустить, что в сердце красного командарма Фрунзе могло вдруг зародиться такое чувство?
На этот вопрос ему ответили отрицательно.
– Тогда что же это было такое, что заставило вдруг красных командиров, гнавших нас от самой Каховки не давая ни минуты передышки своим частям, сломивших нас на Чонгаре и под Юшунью, вдруг почти остановиться, дать отступить, сохраняя боевые порядки и выставляя лишь небольшие заслоны. Признаться, в штабе каждую минуту ожидали, что в последние два-три дня красные пойдут ва-банк и сорвут куш в виде нашей армии. Но этого не произошло. И совсем недавно просочились слухи о знаменитой операции задержания красных, которую провело крымские священники. Уважаемый отец Сергий, вас называли среди ее участников, если это так, расскажите нам об этом хоть что-нибудь.
– Да, это так и я счастлив тем, что принимал в ней участие, и мы все, кто к этому был причастен, испытываем чувство гордости за наши русские святыни. И именно за эту икону, Курскую Божью Матерь Знамение, которая без всякого преувеличения спасла нашу армию от разгрома и пленения. О том, что икона в Крыму знали немногие. Ее Петр Николаевич Врангель еще в прошлом году велел доставить из Сербии.
– Простите, что я вас перебиваю, отец Сергий, – извинился Бибиков, – но как она очутилась в Сербии, ведь мы все представляли, что икона находится в России?