Мастер дороги
Шрифт:
— Как вы, — начал соображать Пчелкин.
— Как я, — легко согласился унган. — Но я — не из самых сильных, те не только вашу страсть уловят, но и ее направленность. А потом возьмут да и сыграют с вами злую шутку. Работа с силой, знаете ли, на судьбу плохо влияет. Бог не фраер, его не обманешь. После некоторых ритуалов чиститьсянужно основательно — и не всегда это просто. Вот и берут некий предмет — очки, портсигар, бумажник с деньгами, — сбрасываютв него грязьи кладут где-нибудь в людном месте. Причем непременно
И тут, как полагается в подобных историях, у «ярко-алого» зазвенел мобильный. Унган извинился и вышел, на ходу объясняя кому-то в трубку, что аптека «Миллион долларов» находится совсем не там, что туда нужно было идти по-другому, он же рассказывал как…
Евгений Федотович еще какое-то время посидел в кафе, а потом отправился к себе домой. К следующему утру он и думать забыл про странную встречу и про предупреждение «колдуна».
А еще через два дня Пчелкин нашел чемоданчик.
Есть в Нью-Йорке такое место — Рокфеллер-центр. Там расположена сеть ресторанов, кафешек, разнообразнейших магазинов; часть из них находится в специальных подземных тоннелях, называемых Катакомбы, часть — над землей. Кроме прочего, в Рокфеллер-центре работает платный каток. Напротив катка установлена восьмитонная статуя Прометея. Ее основание выполнено в виде скалы, сам Прометей — кудрявый безбородый мужчина — глядит сверху вниз и занес правую руку, в которой мечется пламя ворованного огня. Статую окружает кольцо с изображенными на нем знаками зодиака (символизируя, видимо, небо, в то время как скала — землю).
Рокфеллер-центр — место людное, поэтому Евгений Федотович частенько наведывался сюда в надежде отыскать свой заветный миллион в чемоданчике.
В тот день Пчелкин совершил уже прогулку-инспекцию по одному из обычных маршрутов, перекусил в Катакомбах и теперь шел, рассеянно поглядывая по сторонам и ни о чем особо не размышляя. Даже о своей идее фикс забыл: в блаженном довольстве он наслаждался моментом и не думал о завтрашнем дне.
Путь его пролегал мимо упомянутого катка, под Прометеем. Евгений Федотович некоторое время постоял, наблюдая за катавшимися, но что-то, какая-то неправильность в происходящем отвлекала его.
Сперва Пчелкин не понял, почему взгляд его упрямо норовит переключиться с симпатичных девиц-фигуристок на прохожих. Дело было не в девицах (хороши! смотрел бы, не отрываясь!) и не в прохожих (обычные люди), дело было в том… да, в том, как вели себя эти самые прохожие. Каждый — спешил ли куда-то или просто прогуливался, — оказавшись под Прометеем, вдруг сворачивал, на шаг-полшага отклонялся в сторону — и продолжал идти дальше, как ни в чем не бывало.
«Как будто дохлый голубь валяется», — подумал Пчелкин.
Не вполне понимая зачем, Евгений Федотович все-таки решил посмотреть, что же там лежит. Это было не праздное любопытство, а скорее сила того рода, которая влечет кролика в родную нору — пусть даже из нее явственно пахнет змеей.
В первый
Абсурдность картины была столь очевидна, что Пчелкин решил разрушить ее единственно возможным образом: шагнул туда, куда избегали наступать другие люди.
И, уже занеся ногу, он наконец-то увидел.
Из теней проступил небольшой черный чемоданчик. Холодно блеснул двумя защелками — как будто подмигнул Евгению Федотовичу.
Мгновенно Пчелкин вспомнил всё: свои мечты и надежды, свои безуспешные круженья по городу, сумму, которая осталась в его распоряжении.
Разговор с «ярко-алым».
Он стоял и смотрел на вымечтанный чемоданчик, а люди вокруг шли, не останавливаясь, не замечая этой черной кожаной коробки, и, только наткнувшись на Евгения Федотовича, удивлялись: какого черта стоять посреди дороги?! Ни один из них даже не полюбопытствовал, куда это он смотрит, их взгляды ни на миг не касались тени — и того, что в этой тени скрывалось.
Как завороженный, Пчелкин потянулся к чемоданчику — да так и замер. В душе впервые за долгие годы творилось нечто невообразимое: страсть и рассудок вступили в нешуточный поединок. Страсть требовала своего: немедленно забрать чемоданчик, пока на него не предъявил права кто-нибудь другой. Рассудок вопил об опасности, мол, такие совпадения не бывают случайными, вспомни разговор и беги отсюда подальше, пока тебя не заставиливзять чемоданчик. Рассудок (а скорее — интуиция) допускал и такое развитие событий.
В конце концов…
Часы у соседа зазвенели — длинно, неожиданно настойчиво. Извинившись, рассказчик вынул их и проделал обычный свой ритуал: внимательнейшим образом изучил оба циферблата, что-то подправил, подкрутил, после чего снова убрал их в карман.
— И что, взял этот ваш Пчелкин чемоданчик? — не вытерпел Виталий.
Сосед улыбнулся.
— Ну-у, — сказал «ярко-алый», — заставить — это вряд ли бы вас заставили. Хотя… Если вам уже пришла в голову такая мысль… допускаю, что могли и заставить. Не напрямую, а направили бы ситуационный вектор так, чтобы у вас не осталось другого выхода. — Он еще поразмыслил и твердо кивнул: — Да, пожалуй, могли.
Евгений Федотович облегченно вздохнул.
— Значит, я правильно сделал, что оставил его там?
— Это с какой стороны посмотреть. — И унган надолго замолчал, отпивая из высокого стакана с зонтиком.
Встретились они в том же кафе. Пчелкин не искал «ярко-алого» нарочно, но тот уже сидел за их столиком и при виде Евгения Федотовича приветственно махнул рукой, мол, присоединяйтесь. За все время разговора он приложился к стакану всего дважды: первый раз — когда услышал про чемоданчик, второй — сейчас.
— Я тогда ушел и не успел сказать главное, — решился наконец унган. — Да, для обычного человека взять грязнуювещь — необратимо испачкаться. Но кто предупрежден, тот вооружен. Зная или хотя бы догадываясь о том, что найденная вещь — с грязью, человек решительный, привыкший во всем добиваться успеха любой ценой, вполне может использовать ее без вреда для себя. Продать кому-нибудь или заложить в ломбарде… Вариантов много.
— Но…