Мастер меча тысячелетней выдержки. Том III
Шрифт:
— Вот, значит, как? — рассмеялся он, не убирая ноги и занесённого меча; держал свой огромный клинок он легко, безо всякого видимого усилия. — Ну и кого ты пытаешься обмануть, грешник? Я чую твой обман; он смердит, как и все прочие твои грехи
Данте покачал головой и занёс меч чуть-чуть повыше — как будто хотел посмотреть, что тогда произойдёт.
— Эй!! Эй-эй! — заорал Антон, лицо которого исказилось в животном ужасе. Кажется, умирать первый мечник герцога был пока совершенно не готов. —
— Ложь!! — Данте надавил ногой; в рёбрах у Антона что-то хрустнуло, тот заорал. — Давай! Скажи правду!
Он словно ставил на Антоне эксперимент, глядя, до какого отчаяния и унижения тот дойдёт, вымаливая себе жизнь. И… меня почему-то этот эксперимент тоже захватил. Я не вмешивался, склонив голову набок и наблюдая. Не вмешивались и другие.
— Ладно! Ладно! — взвыл Кислевский. — А-а-а, пусти, не жми так… Я убил Гименея!.. Но… но…
Глаза мечника наполнились слезами.
— Знаешь, что было перед этим? Знаешь?!
— Узнаю, когда ты расскажешь мне об этом, — улыбался Данте. — Начинай, видишь — тебя слушают все!
— Да к чёрту их, это они во всём виноваты… Я убил Гименея, когда тот уже почти согласился…
— Согласился на что?! — Данте снова надавил.
— А-а-а… Предать Богов! — Антон уже не вырывался, просто умоляюще, со слезами глядел на своего мучителя. — Перейти на нашу сто… на сторону людей! Да, я убил его… но я, можно сказать, спас его от предательства… от позора… Помог остальным Богам…
Данте не выдержал; убрав ногу с груди Антона, он опустил меч и, запрокинув голову, хрипло расхохотался; неприятный, каркающий смех беловолосого типа разносился под высоким потолком гостевых покоев.
— Н-но я убил только Гименея! — воодушевлённый и обрадованный тем, что ему больше не ломают рёбра и не грозят снести голову мечом, заговорил Антон — быстрее и жарче. — Остальных убил Сизиф!.. И эти… его дружки… всё они! Они убили Хнума… убили Баст… Арьямана… остальных…
Хаск сплюнул на пол. Снова. И на этот раз ни брат, ни сестра Лебедевы ничего ему ни сказали.
— Ты! — ткнул Данте пальцем в грудь Антону. — Знаешь, что можешь быть лучше мёртвого символа?
— Ч-что?.. — тот отползал назад; кажется, рёбра у него были всё же целы — или, по крайней мере, рана не мешала быстро двигаться.
— Сломанный символ, — выдохнул Данте. — Лучше, чем отрубленная в бою голова лидера восстания, может быть только живой лидер восстания, который, весь в слезах и в соплях, ползает на коленях и вымаливает пощады, готовый сдать и обвинить своих товарищей. Богам это понравится.
— Кха, кха, — громко заметил я. — Кстати, о Богах… ты, наверное, ещё не знаешь, Данте, но…
— Не перебивай, Сизиф! — Данте возвысил голос; клинок
— Все и так уже это видят, — фыркнула Августа.
— Что ж, вы уже увидели, — Данте повернулся к ней. — Значит, ваше последнее дело на Земле выполнено; вас можно и прикончить. Даже тебя, еретик! — он перевёл меч на Хаска. — Я сегодня добрый!
Я задумчиво смотрел на него. Конечно, я давно мог бы атаковать Данте, но все эти разговоры так завораживали… А кроме того… я кое-что заметил. Кое-что занятное.
Ладно, пока он болтает — он не нападает, так что пусть поболтает ещё немного. Поглядим, чем это окончится.
— Да! Да! — взвыл Антон. — Это они виноваты… они предложили восстать против Богов, я не виноват…
— Вот как? Повторишь это, когда я выволоку тебя на главную площадь этого городишки? А?!
— Да! Повторю! Клянусь… Прикончи их, а я…
— Слушай, ты! — не выдержала Лебедева; она глядела прямо на Данте. — Я понимаю, что ты фанатик, но не можешь же ты быть настолько тупым? Он просто хочет, чтобы ты прикончил нас, как свидетелей его позора, а сам потом попытается сбежать!
Антон побледнел; кажется, именно это он и собирался провернуть. Что, и свою невесту тоже собираешься пустить в расход, Кислевский? Чтобы потом объявить своему и её папашам, что «сделал всё, что мог, героически отбивая её у злодея, но тот всё-таки успел»?
— О, не беспокойся об этом! — Данте покачал головой. — Я вовсе не тупой, девочка. Никто не поверит, что этот трус действительно перешёл на сторону Богов, или что он убил Гименея, «спасая того от позора». Что за бред! Но, видишь ли… от меня он не сбежит.
Улыбка Данте не угасала, напротив, она становилась всё шире; блеск в глазах лишь разгорался.
— Не только не убежит… но и не обманет. Не избегнет! Всё случится так, как предначертано Богами…
— Да забудь ты о своих Богах, — заметил я. — Возможно, ты ещё не заметил, но…
— … а потому в вас нет нужды. Вы все умрёте, здесь и сейчас!
Данте коротко рассмеялся — и сорвался с места, прямо по направлению ко мне; я метнулся навстречу, стараясь перехватить его раньше, чем он доберётся до остальных…
Чёрт!.. Можно владеть силой множества Богов, но, когда тебе в колени врезается половина разрубленной кровати, это всё-таки неприятно. Я запнулся, едва не потерял равновесие, потерял несколько секунд…
— Кислевский!! — заорали Лебедевы и Хаск.
— Это он её швырнул!