Мастера и шедевры. Том 2
Шрифт:
«Нужен голос, громко, как труба, провозглашающий, что без идеи нет искусства, но в то же время, и еще более того, без живописи — живой и разительной — картины нет, а есть благие намерения, и только».
Крамской почувствовал в созданиях Толстого поистине живопись слова. Мир огромный, полный до края страданием и радостью, слезами и смехом, светом и тьмой.
И поэтому, когда судьба столкнула его с самим писателем, некоторый ледок предвзятости к личности графа был сломан.
Крамской был потрясен этой встречей.
Уже много позже он пишет Толстому:
«О
Обратите внимание на язык и ход мыслей Ивана Николаевича. Это был художник недюжинного ума, способный понять и осмыслить самые сложные проявления жизни.
И, думается, напрасно тщатся эстеты, что пытаются превратить живописца-гражданина Крамского в некоего мастера-провинциала, якобы ограниченного и отставшего от передовых веяний Запада. Пустое занятие.
Неутешное горе.
Сам культурный слой тогдашней России, общение с крупнейшими поэтами, музыкантами, прозаиками, ныне обладающими мировым признанием, помогали художнику обрести то своеобычное миропонимание — основательное, широкое.
Хотелось бы посоветовать почитать письма Крамского.
Они о многом поведают.
Иван Крамской создал шедевр, ничуть не уступающий европейскому портрету XIX века.
Более того, думается, как и портрет Достоевского работы Василия Перова, так и портрет Мусоргского, изображенный Ильей Репиным, эти холсты — бесценный вклад в сокровищницу мировой цивилизации.
Современники высоко оценили «Портрет JI. Н. Толстого».
Стасов, как всегда эмоционально, воскликнул:
«Крамской… дал тут на свет лучшее свое создание, и то, что так долго ему не давалось, тут вдруг у него очутилось и взяло такую могучую, неожиданную ноту, какую встречаешь у капитальнейших портретистов XVII века». Очевидно, Стасов имел в виду классиков европейской живописи.
История создания «Портрета JI. Н. Толстого» не так проста. Если вы помните о трагической судьбе молодого блестящего живописца Федора Васильева, бесконечно талантливого, смертельно больного, — Крамской все время привечал Федора Васильева, помогал ему. В 1873 году Васильев находился на излечении в Крыму и очень нуждался. Средств на жизнь не было.
Крамской предложил Третьякову написать портрет JI. Н. Толстого для галереи, а гонорар переслать Васильеву. В ту пору он со своими друзьями Иваном Шишкиным и Константином Савицким снимал дачу близ станции Козловка-3асека, всего в пяти верстах от Ясной Поляны.
Однако замыслу Крамского судьба поставила препоны.
Лев Толстой ответил решительным отказом.
Позже
В конце концов граф «уговорился».
С одним немаловажным условием, — что будут написаны два портрета. Один из вариантов останется в Ясной Поляне. Дилемма нелегкая. Но надо было спасать жизнь Федора Васильева.
Н. А. Некрасов в период «Последних песен»
Такова мера благородства Крамского.
Высокие этические нормы весьма естественны в художественной среде той поры.
Надо напомнить, что Павел Михайлович Третьяков не приобретал в галерею повторения, даже авторские. Так что перед Иваном Николаевичем встала почти уникальная по трудности цель — создать одновременно два разных портрета.
Одинаково качественных.
И Крамской с блеском выполнил эту задачу.
В пору создания портрета, летом 1873 года, Лев Толстой уже размышлял об «Анне Карениной», был полон ее образами.
Возможно, и в его беседах с Крамским проскальзывала сюжетная канва, тема романа.
Известно, что мимо глаза Толстого ничего не проходило даром.
Так, в «Анне Карениной» возникает художник Михайлов, в чем-то схожий с Крамским, «одним из диких новых людей… вольнодумцем».
Писатель весьма дружелюбно создает облик живописца, которому удается воспроизвести «душевное выражение» героини романа.
Все это подчеркивает близость взаимного общения художника и писателя. И если начало его было для Крамского обидным, то время и такт Толстого, а главное, художническое умение и глубина Крамского сблизили их.
Это подчеркивает любопытная деталь.
Софья Андреевна пишет мужу в октябре 1885 года из Москвы в Ясную Поляну:
«Сейчас только был Крамской и очень жалел, что тебя не застал. Такие люди — это как свет блеснет среди мрака и тьмы… Вот умен-то и все* понимает…»
Лучшей аттестации трудно было дождаться.
Ровно через десять лет после создания «Портрета Л. Н. Толстого» Крамской пишет «Неизвестную», картину, вызвавшую много кривотолков и споров. Ретивые перья находили некий глубокий, скрытый смысл в этом полотне, называя «Неизвестную» «исчадием больших городов».
Боюсь навлечь на себя гнев специалистов, поддерживающих ныне эту странную точку зрения, но думается, что весь публицистический пафос подобных оценок абсолютно не находит пластического подтверждения в полотне Крамского. Более того, мне представляется, что образ женщины полон достоинства. Он поистине чудесен. В нем нет ни на йоту намека на вульгарность или «дурной тон». Недаром Павел Михайлович Третьяков, охлаждая пыл одного из ниспровергателей картины, писал ему: «Насчет Крамского оговорюсь (речь идет о «Неизвестной».
– И. Д.)… в этом много прекрасного».