Мать Вода и Чёрный Владыка
Шрифт:
«Совсем как капризный местный аристократ, у которого вырвали из рук чудесную игрушку, за которую тот заплатил огромную цену — свою собственную душу вынул перед тобою, протянул её тебе, а ты — хлоп! и пропала»! — прошептал ей то ли в ухо, то ли в самую душу Чёрный Владыка. — «И хорошо сделала! Он же вполне мог отдать тебя этому скоту, что вселился в надежде отведать лучшие и тончайшие из человеческих радостей, в коих ему отказано почему-то, но всегда получающего только удар по носу. А потом подумал, а вдруг после этого и прикасаться к тебе уже не захочет? Но ему хотелось твоей ароматной любви, твоей не затисканной телесности. Поэтому он и влезал к тебе, как ночной
— Я тоже всего лишь забавлялась ради избавления от безотрадности… — ответила она, невольно проникаясь любопытством к таким вот странным откровениям.
— Мне хорошо с тобой. Не хо-хо отлично, а по-настоящему хорошо. А будет ещё лучше. Вот увидишь. Ты не забавлялась, ты влюбилась до умопомрачения после наших первых сеансов насыщенного секса… Легко ли всю свою молодость загонять желания в подсознание, строя из себя какую-то непорочную жрицу… Но те хотя бы получали отдачу в виде взаимных ласк и материальных благ от тех, на ком и упражнялись в своём искусстве, а ты проделывала подобное лишь с собственными грёзами, уж не знаю, чьим обликом ты их наделяла… Сознайся, что моим?
— Нет! Меня отвращали мужчины! И ты стал таким же…
— Я скучал все эти ночи, что провёл без тебя… — и он сжимал её грудь, елозил губами по её животу, не доставляя ей никакой радости. — Насытиться тобою невозможно!
— Не Чапос, а ты выползень из своих запредельных пустынь!
— И не мечтай о Чапосе. Я уже никому тебя не отдам. Ты будешь любить только меня.
— Нет!
— Будешь.
От пережитого и не вмещаемого, от его мурлыканья, но главное, от передозировки эликсиром жрицы Матери Воды, Нэю несло куда-то в забытьё.
— Ты опять спишь? — спросил он, вытаскивая её из потока — забытья, — но я же только начал…
Во второй раз он опять овладел ею, не встретив ни малейшего себе приветствия, желания открыться ему как прежде. Она лишь стиснула зубы от своего бессилия перед тем, кто стал непереносим, как и сам процесс того, что он иронично называл «сеансом насыщенного секса». Ничего подобного прежней страсти не возникло от слияния как самих тел, так и обоюдно мутных чувств. Это был именно что провал в некое сумрачное зазеркалье, где всё шиворот навыворот, и сила, затаскивающая её туда, ощущалась как некая третья, не поддающаяся пониманию, как и всякий абсурд…
Однажды случилось с ней в Архипелаге, когда внезапно очнувшись, она увидела над собой в ночном полумраке склонённого старого мужа, чьи чеканные и резкие черты проступали сквозь лицо желанного, а на самом деле отсутствующего рядом Рудольфа. Лицо же самого Рудольфа словно бы отслаивалось и стекало как тающее желе… Чтобы опять не увидеть чего-то жуткого, она зажмурилась.
Казалось, что у Чёрного Владыки, опять заместившего Рудольфа, никогда не закончится завод. Не было забытья, но не было и реальности в привычном её восприятии, будто душа провалилась в какую-то щель между двумя состояниями, не желая соучаствовать уже ни в чём. Наконец она услышала его животное рычание, но вряд ли он испытывал то, что можно было назвать любовным апогеем, невозможного без взаимности. Его грудь великана вздымалась, как от адской работы. Он отвалился от неё, но она не испытала облегчения, раздавленная тем, что произошло. На какое-то мгновение ей показалось, что эластичная поверхность прозрачной постели повторно стала рекой, и опять без ощущения заливаемой рот воды. Уставшая и скомканная душа решила уйти из этого места, оставив её не только без чувствований, но и без зрительных образов.
«Когда же я очнусь»? —
— Что с моей головой? Всё плывёт и мерцает… Утешь хотя бы тем, что я сплю, и мы видим совместные сны…
— У нас совместный экстаз на троих, — ответил он, суя к её глазам Кристалл Хагора. Оттуда смотрели на неё чьи-то синие и пронзительно-печальные глаза. Одним ухом она уловила чьё-то прикосновение, словно домашняя кошка еле заметно прилегла рядом. Нэя судорожно отодвинулась в сторону. И хотя Кристалл не был таким уж огромным, сама геометрия окружающего пространства вокруг не соотносилась ни с чем привычным.
«Ты просто не въехала в экстремальное наслаждение», — произнёс Чёрный Владыка ласкающим голосом Рудольфа, будто перед этим они предавались нежнейшим играм, а не тому ужасу, объяснить который она не могла. — «От того тебе так непривычно».
— Если честно, я уже отвык так играть со своим всегда незваным и всегда неожиданным партнёром. Да и он, звёздный хамелеон, похоже, уже не стремится вкушать то, к чему у него нет никаких приспособлений. Он же Гелию любил, а к тебе не привык ещё…
— Ненормальный!
— Да, есть немного. Что же ты и хочешь, если в «Созвездии Рай» давно не имеется репродуктивной функции у мужского поголовья. Всё отсохло. Такова им плата за вечность.
— Ты ненормальный. Ты!
— А я думал, ты о плохом мальчике Хагоре.
— Хагор? Я не вижу тут Хагора.
— А его и не надо тебе видеть. Достаточно того, что он тебя видит. Тебе приятно, что я сказал? Вначале и я ужасался подобному экстремальному зависанию в том, чему пока так и не нашёл определения. Но все болезненные ощущения я уже давно научился сбрасывать тому, кто и присасывается ко мне время от времени. Мне максимально возможное усиление всех ощущений, а ему удар в его жалкую черепушку. — Рудольф со смехом подбросил Кристалл высоко вверх и ловко поймал. — Эта штука может усилить все мои возможности многократно, но в качестве платы требует иногда эротического действа ради созерцания больше, как я думаю. Цени, что именно тебе я открыл свою зловещую тайну. Никто ничего не знает об этом. Да и не поверил бы никто.
— Предатель! Ты превратил нашу любовь в непотребное зрелище для какого-то чудища из чужого мира, а ещё радуешься…
— Чего же я предал? Разве я отдал ему тебя? Нет. Ты как принадлежала, так и принадлежишь только мне. А он заперт в своём Кристалле без шанса проникнуть по-настоящему в твою сокровенную и бесподобную глубину. Если только кое-что и кое-как почувствовать, да и то… Убогое удовольствие, я думаю.
— Зачем тебе это?
— Всё равно, что спросить, зачем тебе болезнь? Для меня Гелия всегда была такой вот болезнью, разновидностью насилия. Я её не хотел, но она стала частью меня. Она тоже не хотела меня любить, но не отпускала, разрушала изнутри. Так и я теперь стал частью тебя. И если ты будешь любить меня, невзирая ни на что, мы исцелимся с тобой уже совместно.