Мать Вода и Чёрный Владыка
Шрифт:
Он практически парализовал её своим неотрывным немигающим взглядом, стоя как-то уж слишком близко. Был он дорого и изысканно одет. На её взгляд не особенно молод, не красавец точно, к тому же мужчины зрелого возраста и вообще-то все казались ей бесполыми. Он был не то чтобы высок или толст, но здоров непомерно. Красномордый, со смешным гребнем на макушке, а по бокам головы волосы были сбриты. Улыбка показалась отвратительной из-за крупных ярко-пурпурных губ, словно он накрасил их помадой для стареющих дам. Он быстро облизнул их языком, как бы давая ей удостовериться, что губы не накрашены, и яркий цвет подлинный. Ну и чучело! Так скажут её подружки. Заметив её с ним рядом настолько близко, они, хихикая и осматривая мужчину, переговаривались
«Чучело» же лоснилось широким полнокровным лицом на ярком свету предосеннего сезона и морщило бугристый лоб от радости непонятного свойства. Радости странной и пугающей, поскольку девушка его не знала, и знать не хотела. В глубоких глазницах мерцали синевато-чёрные глаза, опаляя страхом. Впоследствии этот страх она расшифровала самой себе как предчувствие слома всей прежней жизни. Посланец из бездны, неожиданно и цепко схвативший за руку и отпугнувший от неё, оттолкнувший прочь её собственную робкую судьбу. Может, и обычную, но тихую и обещающую близкое личное счастье. Бездна же щерилась застылой улыбкой толстых губ своего посланца, обещая ослепительное будущее. Но никакого будущего, никогда, ни для кого в ней нет.
— Хочу тебя прокатить. Поговорить надо. Ты же меня помнишь? Я тебя подвозил как-то из столицы. Ты была в столице, там тебе неожиданно стало плохо, и я привёз тебя к твоим родителям. Ну, вспомнила? Я подобрал тебя на улице, отвёз к врачу. У тебя был неожиданный упадок кровяного давления. Отпускать тебя одну было рискованно. Очень далёкая дорога, и я вызвался отвезти тебя в твой городок. Просто потому, что я вообще добрый, и у меня было свободное время. А так — врач хотел тебя оставить в общественной больнице для бедноты до следующего дня. Я привёз тебя, ты уснула от лекарств ещё в машине. Я тебя и не будил. Перенёс в дом. Мы с твоей мамой долго разговаривали, она была так благодарна мне. Неужели, она не рассказывала тебе ничего? — он распахнул дверцу сверкающей машины со стёклами необычного оттенка, зеркально-золотого.
— Да, — пробормотала Колибри, — мама рассказывала, я помню эту историю, но вас как-то смутно, если честно. Я ещё целый день потом спала, я помню. Мама сказала, что вы добрый человек, образованный, чуткий. — Это было правдой. Мама так говорила, и была после того случая долгое время радостной. Потом они решили с отцом отдать её учиться в профессиональное училище на медицинского работника вспомогательного уровня. И Колибри была рада. Так было лучше, чем работа в цехах на конвейере местного завода или на швейной фабрике. Только вот добряком человек совсем не выглядел. И какие качества мама считала уникальными?
— Аристократическая новинка, — похвастался он, — один влиятельный мужик дал покататься. Я тоже могу такую купить. Но зачем мне? Нищих дразнить, внимание ненужное привлекать. У меня своя личная машинюшка простенькая. Но сам я богаче того, кто мне дал её напрокат. За услугу одну. — Его распирало от желания дать ей прочувствовать свою значимость.
— Я имею много влиятельных приятелей и даже друзей в закрытых городах и среди аристократов тоже. Есть такой даже в Коллегии Управителей. Человек мне весьма близкий, но ч-ч-ч, — он приложил палец к неприятным губам, давая понять, какой важной тайной он наделён, а открыть её не может. Он даже сощурился, чтобы девушка поняла, что настаивать на огласке тайны очень опасно. Кому, — ей или ему? Понятно не было, но и бахвальством его слова не казались, как и милой шуткой тоже. В нём не было ничего похожего как на шутливую лёгкость, так и на приятное легкомыслие. От него веяло предельно серьёзной опасностью, от которой стоило бы и убежать поскорее. А дурочка девушка ощущала себя связанной врождённой деликатностью, боясь задеть незнакомца нелюбезностью без причины. Нельзя обижать человека, не сказавшего и не сделавшего ничего плохого. Внешне нарядного, воспитанного, хорошо и дорого пахнущего. — А машину взял, чтобы тебя покатать, —
«Нет»! — крикнуло её предчувствие.
— Да, — сказала она, увидев знакомого парня, назначившего встречу в «Саду свиданий» другой девушке. Не ей. Потому что девушка была криклива и нарядна. У её отца была продуктовая база. А Колибри скромна и одета всегда в серенькие или палевые, будничные туники. Парень застыл в удивлении на половине шага, имея намерение к ней подойти и попросить прощения — он вовсе не хотел идти с тою, и он хотел всё объяснить. И сегодня вечером гулять им вместе. Он топтался в нерешительности, опустив ногу и не сделав тот шаг. Но если бы сделал? Тот самый шаг, который был способен спасти её? Важный незнакомец со странной причёской ощерился уже в сторону знакомого парня Колибри. Не изменяя положения губ, как будто ему было это трудно, и они приклеенные, он свирепо уставился на мальчишку, поняв траекторию его движения и став для этого движения препятствием.
Чего он затормозил, испугался чего? — так думала она впоследствии. Что бы мог человек с гребнем ему сделать? Но тогда она тоже решила его раздразнить. Пусть он видит, какие мужчины из столичного центра, на каких машинах останавливаются рядом с ней. Она села в просторный салон с запахом странных незнакомых фруктов, одёргивая подол ниже коленей, потому что мужик застрял взглядом на её ногах. Ручища с пучками необычных оранжевых волос на внешней стороне кисти легла на колено и стала обжимать его. Вылезти было уже нельзя. Дверь он заблокировал.
— У тебя красивые, удивительные волосы. Зачем ты закрыла их какой-то старушечьей накидкой? — Он сбросил с её волос шарфик. Цвет шарфика определить было сложно. Синий в серую полоску, или серый в синюю? Достав из внутреннего кармана своего легкого шуршащего пыльника нежно-фиолетовый, большой и тончайший лоскут, украшенный кружевными мерцающими бабочками поверху, он перехватил им её волосы, стащив заколку, украшенную зелёным бархатным камнем. Такие камни находят в старых выработках работяги и торгуют им на рынках. Человек не без интереса изучил камень. — Сколько же я их находил в подземельях, что собери все, то полы в доме ими можно было бы украсить. Но давали-то за них крохи… — Он внезапно замолчал и задумался, но пояснений не дал. Бросил кустарную, но чужую вещь куда-то в ноги под сидение. Заколка принадлежала подружке, и та дала только пощеголять. Колибри нагнулась, чтобы её поднять. Ей родители таких украшений не покупали никогда. Но заколка где-то застряла и не вытаскивалась. Человек, а он не представился, взял её сзади за рассыпающиеся волосы, нежно гладя их и перебирая, и вдруг дёрнул её голову вверх резким рывком. Поражённая Колибри не успела ничего сказать, как он прикоснулся к её губам этой же ручищей, сделав захват вокруг шеи и сунув в рот прохладную горошину. Она схватила его за светлый рукав тонкой одежды и стала куда-то проваливаться. В бездну…
Очнулась она в постели в узкой комнатёнке с одним окном зеленовато-голубого цвета. Атласное постельное белье имело пунцовый цвет, как бывает только у новобрачных. Миловидная девушка с невероятным и тоже пунцовым цветом волос принесла ей поднос с горячим густым напитком из тех самых душистых фруктов, чей запах витал в машине. В вазочках было несколько сортов разноцветного суфле.
— Где тот человек? С гребнем под волосами? — спросила Колибри у девушки.
— А пёс его знает, — грубо ответила незнакомка, — он мне не докладывал. Он приходит ко мне только тогда, когда его подлое корневище поднимается выше пупка, — она села рядом. — Хочешь, помогу сбежать? Есть куда? Ты же ещё нетронутая девушка? Если выкрал, то ты не на учёте в Департаменте нравственности, и просто обязана сбежать, пока тебя не перевели на первый этаж, куда по ночам приходят за девушками клиенты. А то потом, если что, как докажешь, что ты жертва? Если медицинское обследование обнаружит, что тебя успели раскурочить?