Материалы к альтернативной биографии
Шрифт:
– Вы, - сказал я, - поняли "Манфреда" лучше меня самого, мне же ясно лишь одно - всё погибло для него... и для меня... Нет никаких надежд... Вот ваш клиент уже задумался о сиквеле, а что осталось мне? Уничтожить поэму? Или самого себя?... Ну, что вы молчите!?
– Жду, когда вы договорите.
– Считайте, что дождались.
– Спасибо. Не бойтесь вашей поэмы и сохраните её: текст никогда не исчерпывает бытия, но может
– Память моя - этот розарий!
– Это не только ваша память. Вы знаете, что такое метемпсихоз?
– Да, это единственный психоз, которого у меня ещё не находили...
– Никакого открытия тут нет, как не было бы его, если бы сказал вам, что вы живы. Более девяноста процентов ныне здравствующих носят в себе возрождённую, возвращённую из преисподней душу, но не помнят своей потусторонней истории. В отличие от них, вы владеете воспоминаниями многих людей, живших в разные времена в разных странах, - людей, из которых в вас переселилась ваша душа. Конечно, вы не в состоянии отграничить собственные знания от чужих, но они вас переполняют... Я понимаю, как вам нелегко, тем более, что наследуемый опыт по преимуществу негативен...
– Ах, имя мне легион....... За что мне это?
– Вы неверно оцениваете свою роль. Вы - истец, а не подсудимый.
– ...... Но я знаю, что и сам виновен в чём-то...
– Судить - не вам. Ваше дело - помнить и рассказывать.
– ........ А если в итоге окажется, что я и есть главный преступник?.... Просто я не понял этого сразу... Или... притворился...
– Или готовы взять на себя чужую вину..."
– Гдеона?!!!
– вот так, в одно слово крикнул со своей лавки Стирфорт.
– Кто? Альбин?
– Нет! Пресвятая Богородица!
– Наши дамы только что были здесь и недавно вышли, - сухо сообщил я.
– О чем они говорили?
– Альбин жаловалась Полине на свою любовь.
– На меня!?
– Нет, на то, что с ней самой происходит от любви - что в ней просыпается женщина.
Счастливый любовник ничего не сказал на это, проворно оделся и вышел, а я прочёл ещё несколько строк:
"- Вы самый виртуозный
XXII
Солнце уже оторвалось от самого высокого пика; туман рассеялся, и открылись долины, бирюзовые, как море. Мы покидали вершины, ведомые старым охотником; его дочь, молодая мать, тоже шла с нами: она не хотела, чтоб наш младенец голодал. Из благодарности Джеймс нёс на руках своего молочного племянника, Дэниела же, точно заложника, держала Альбин.
Любовники говорили без умолку - о безобразиях, творящихся в британских университетах; о кораблях и погоде на море, о размножении причудливых животных, о том, кому что снилось; об эмансипации женщин, о ядовитых растениях; о местах, где хочется побывать. Джеймс и рассказывал больше, и спрашивал. Казалось даже, что он помолодел года на три, тогда как Альбин будто состарилась и занемогла. Её движения стали медлительны, несмелы, слова - скупы и тихи; глаза померкли. Отдались от неё на три шага её возлюбленный, она наверное, бы пала замертво.
Мне совсем не хотелось уже вмешиваться в их жизнь и чувства. Я лишь немного досадовал на то, что эта женщина готова чуть ли не погибнуть, только не уступить своей природе. Но ведь такова была воля самого близкого ей человека. Не столько собственный каприз, сколько дочерняя верность руководила нашей мятежницей.
– Скажи, Джеймс, - спросила она своего наконец, - неужели тебе действительно было легко любить Эмили, несмотря на её требовательность и непохожесть на тебя?
– Видишь ли, - отвечал Стирфорт, - в светском обществе человеку внушают, что чтить личные интересы, исполнять собственные желания - это эгоизм, то есть самый страшный грех, какой только можно представить, а мне не хотелось грешить (не из страха - из гордости), к тому же, в сущности, у меня и не было никаких особенных желаний; после школьных впечатлений никакое понятие о счастье просто не укладывалось в моей голове ( - Альбин оживилась и закивала - ); всякое новое место вызывало во мне единственный вопрос: "здесь опасно?", и если ответ был отрицательным, претензии исчерпывались. Ввиду всего этого мне было чертовски отрадно только тем и заниматься, что исполнять чужие желания и считать себя если не хорошим, то уж точно не плохим человеком.
Тут Полина попыталась выразить то, что, возможно, волновало Альбин:
– Однако, для женщины такой источник морального удовлетворения невозможен. Женщина, исполняющая все чужие прихоти, теряет уважение людей.
– Я знаю, что это очень модно сейчас - затевать дебаты на тему различий полов, но, лично я не имею к этой теме никакого интереса...
– Да что говорить о женщинах!
– остервенело вскричала Альбин, - Это низкие твари, для которых мужчины всегда были и будут лишь средством утоления похоти!