Матросы Наркомпроса
Шрифт:
— Ваша настойчивость и воля произвели отличное впечатление, — уговаривал Святогоров.
— Именно потому и не хочу, — признался Раймонд. Он не добавил, что еще неизвестно, какое впечатление произведут эти служебные перемещения не в спецшколе, а совсем в другом месте.
Михаил Тихонович не подозревал о том, что Раймонд с Лекой хотят или не хотят, а связаны одним узелком симпатии к Жанне, и обвинил Тырву в отсутствии логики.
После занятий упрямый Тырва был вызван в кабинет военрука. Радько внимательно посмотрел на мрачноватого парня, который точно следовал неписаному
«Ростислав Васильевич прав. Из этого будет толк», — подумал Радько, а вслух сказал холодно и сердито:
— Здесь не базар, а военно-морская спецшкола. Кто давал право торговаться?
— Я не торгуюсь, а просто не хочу, — упрямо заявил Тырва.
— Вас не спрашивают, — нахмурился капитан 3-го ранга и скомандовал. — Кру-гом! Шагом марш! Приказ по школе будет подписан сегодня, — сообщил военрук вдогонку. — Не вздумайте его обсуждать!
Этим же приказом Антона Донченко назначили командиром первого отделения…
Лека Бархатов еще с порога увидел, что его место за партой никем не занято. Раймонд ничего не имел против того, чтобы Бархатов вообще оставался за своей первой партой в центральном ряду. Не все ли равно, где сидеть? Но во всех классах помощники командиров взводов сидели на определенном месте. Таков был порядок. И Тырва не мог его нарушать.
Лека Бархатов нерешительно направился к своей парте. Все зашевелились.
— Которые там временные? Слазь! Кончилось ваше время!.. — заорал во всю глотку Зубарик — Мымрин, едва Лека положил портфель.
Бархатов отшатнулся и растерянно посмотрел по сторонам: куда же ему садиться?
Ребята молчали. Раймонд Тырва тоже ничего не сказал. Ему не хотелось вот так сразу проявлять власть. Добрый Аркашка Гасилов спрятал глаза. Кое-кто захихикал. Антон деловито собирал учебники, чтобы занять место Раймонда до прихода преподавателя. Аркашка посмотрел на Бархатова. Кто бы мог подумать, что еще десять дней назад этот мальчик почти не разговаривал, а только распоряжался. Сколько раз Бархатов обидно смеялся над Аркашкой, когда у него не вырабатывались строевые навыки! А сейчас Гасилову было жалко свергнутого командира.
— Садись со мной, Лека, — предложил Аркашка. Алексей благодарно ему кивнул и устроился рядом.
Раймонд, взглянув на Гасилова: «Молодец, парень, выручил», махнул Донченко рукой. Теперь можно было пересаживаться.
В этот момент прозвенел звонок, гаркнул команду дежурный по классу, увидев в дверях преподавателя. Никто не заметил, как сузились у Бархатова глаза, когда он увидел, кого назначили помощником командира взвода. Раньше Лекин прищур означал многое. Теперь же он ровно ничего не означал.
На первой же перемене к Бархатову подошел Жорка Куржак и молча протянул одолженную пятерку.
— Я здесь ни при чем, — сказал Лека. Брезгливо отодвинув протянутую руку, он кивнул в сторону Коврова.
Но Генка тоже не взял.
— Обойдемся, — снисходительно ответил он. — Чего там. Считай, что тебя угощали.
— Очень нужно такое угощение, — вспыхнул Жорка и решительно положил пятерку на парту. Ковров сбросил ее локтем.
— Подними! — посоветовал Генке Донченко.
— Сказано —
— Я, что ли, заложил, да? — Голос у Куржака зазвенел и оборвался по-петушиному.
— Заложил не заложил, а надо быть умнее…
— Ты бы и врал, раз умеешь!
— Меня не спрашивали!
— Подними, говорю! — снова посоветовал Донченко. — Иначе будешь иметь дело со мной.
Атмосфера стремительно накалялась. Еще мгновение, и в классе могла прозвучать роковая фраза: «Может, стыкнемся?» Димка вспомнил разговор с отчимом. Он понимал, что драка в морской форме — это позор. Снова будет ЧП на всю школу.
— Интересно, а как бы ты объяснил все директору? — вмешался Майдан.
— Да уж объяснил бы, — загоготал Генка. — Наплел бы поскладнее…
— Предположим, я директор, — заявил вдруг Майдан. — Валяй плети!
Ковров раскрыл рот и… закрыл его. Что бы такое сказать? В голове вертелась всякая ерунда. Если произнести вслух — немедленно засмеют.
— Ну ладно, чего там, — пробормотал Ковров, нагибаясь за деньгами.
Донченко отвернулся. Куржак, облегченно вздохнув, поспешил отойти к Майдану. Всю неделю Куржак экономил и, естественно, дружил с Димкой. На больших переменах, когда ребята бежали занимать в буфете очередь, а Мымрин извлекал пакеты с уникальными бутербродами, Жора и Димка обычно беседовали. Большей частью о математике. Куржак украдкой глотал слюну и завидовал Майдану. Тот спокойно обходился без завтрака. Видимо, привык. А Жора не находил себе места. Неужели к этому можно привыкнуть? Пять рублей, которые он легкомысленно прокутил, словно преследовали его всю неделю. На доске объявлений, например, появилась афиша концерта, в котором примут участие лучшие артисты Ленинграда. Билеты распространяли члены родительского совета содействия, сокращенно совсода.
— Твоим папаше с мамашей интересно будет поприсутствовать, — сказала Жорке мать Гришки Зубарика, она ежедневно бывала в школе, следила за чистотой и порядком в буфете. Куржак заинтересовался, но, выяснив подробности, отдернул руку от билетов, как от горячего утюга. Билеты оказались платными. По пять рублей штука. Димка отошел в сторону. Ему Мымрина билетов не предлагала. Как будто у Димки совсем не было семьи.
Куржак едва дождался конца занятий. Он уже рассчитывал немедленно отбыть домой, как новый помкомвзвода Тырва объявил, что состоятся еще два дополнительных урока танцев.
— Кружок, что ли? — с надеждой переспросил Жорка.
— Для всех, в обязательном порядке, — сказал Раймонд.
— На черта они сдались!
— Разве забыл, о чем говорил народный комиссар? Куржак, конечно, помнил, но ведь это два лишних часа без обеда! Правда, он уже есть не хотел, он случайно попал еще на один «урок», вовсе не обязательный, и его сейчас мутило. В гальюне собралась толпа. Дневальный стоял у дверей на страже, а Гришка Мымрин показывал искусство обращения с папироской. Совсем не простое дело курить так, чтобы совсем незаметно. Инструктор затянулся в кулак и ловко выдохнул. У него дым не клубился, а скромно прижимался к стене и исчезал.