Маяковский без глянца
Шрифт:
Маяковский рассказывал мне, что очень любил Лилю Юрьевну. Два раза хотел стреляться из-за нее, один раз он выстрелил себе в сердце, но была осечка.
Подробностей того, как он разошелся с Лилей Юрьевной, не сообщал.
Лили Юрьевна Брик. Из интервью:
– Знал ли Маяковский о ваших романах?
– Знал.
– Как он реагировал?
– Молчал.
Отец
Соломон Самуилович Кэмрад,
В феврале 1929 года он снова едет в Париж. Возвращается оттуда в первых числах мая. Однажды в отсутствие поэта И. И. Адамович позвонил к нему на квартиру. Откликнулся женский голос.
– Где Володя? – спросил Адамович и услышал в ответ:
– Он опять к своей девчонке поехал. <…>
Маяковский вернулся в Москву. Заехал на своем «красавце серой масти» – маленькой машине «Рено», купленной им в Париже в декабре, – за Соней Шамардиной, в ЦК Рабис(Центральный комитет работников искусств), членом Президиума которого она являлась.
Сели в машину. Поехали. Маяковский был очень мрачен. За все время их многолетней дружбы она ни разу не видела его таким мрачным.
Решила отвлечь его от каких-то, видимо, тяжелых мыслей, рассеять его настроение. Спросила игривым тоном, имея в виду его поездку в Париж (к Т. Яковлевой. – Сост.):
– Ну, как там твоя девчонка?
Маяковский вздрогнул. Он не ожидал этого вопроса. Предположив, что Соня спрашивает его о дочери, между тем как он никому ничего не говорил о ней, в удивлении уставился на Соню:
– А ты откуда знаешь?
Соня ничего не знала. Продолжая ту же игру, тем же тоном ответила:
– Ну, как же, знаю…
И вдруг увидела, что своим вопросом и ответом достигла прямо противоположных задуманному результатов. Маяковский помрачнел и нахмурился еще больше. Не сомневаясь, что Соня действительно все знает, с глубокой душевной болью сказал:
– Понимаешь, я никогда не думал, что можно так тосковать о ребенке. Ведь девочке уже три года. Она больна рахитом. А я ничем, абсолютно ничем не могу помочь ей. Даже деньгами, от которых мать сейчас категорически отказывается. Кроме того, ее воспитывают в католичестве. Пройдет каких-либо 10 лет, и, после конфирмации, она, возможно, станет правоверной католичкой. А я и тут ничего, ровным счетом ничего не могу сделать, чтобы помешать этому. Ведь не я считаюсь ее отцом…
В одной из последних записных книжек Маяковского на совершенно чистой странице можно увидеть написанное карандашом только одно слово: «ДОЧКА».
Семейная лодка
Владимир Владимирович Маяковский. «Я сам»:
Отец: Владимир Константинович (багдадский лесничий), умер в 1906 году.
Мама: Александра Алексеевна.
Сестры:
а) Люда.
б) Оля.
Других Маяковских, по-видимому, не имеется.
Отец
Владимир Константинович
Маяковский
Вера Николаевна Агачева-Нанейшвили:
О Владимире Константиновиче
Михаил Тихонович Киселев (1884–?), двоюродный брат В. Маяковсчкого:
Отец В. В. Маяковского был очень добрым, очень отзывчивым человеком, с большой душой. Он любил свое дело, увлекался им. Чуть свет он уже приступал к работе. Собирались объездчики лесничества, приходили крестьяне за билетами на порубку леса. С каждым дядя Володя успевал поговорить, и не только о делах, с которыми люди приходили к нему, но интересовался их семейной жизнью и т. д. Для крестьян он был своим человеком: они делились с ним радостями и печалями, приглашали его на свадьбы и крестины, и он никого не оставлял без внимания.
Несколько раз в месяц дядя Володя совершал поездки по лесничеству и брал с собой меня, а когда подрос Володя, то и его. Ездили мы верхом на лошадях, пробирались по крутым тропинкам, ночевали в горных селениях. Поездки эти были очень интересные.
В пути дядя Володя рассказывал нам о жизни леса, о быте народа. Он был в курсе всех жизненных дел крестьян. И часто бывало так. Приходят к нему крестьяне, говорят – денег нет, а лес нужен. Дядя Володя давал им свои деньги, и крестьяне, таким образом, покупали лес.
Я был свидетелем одного неприятного момента. Мы поехали с ним вместе далеко. Раньше лес возили на маленьких арбах, запряженных волами, которые тащили тяжелые бревна. Навстречу нам попалась такая арба с несколькими большими бревнами. Дядя Володя остановил крестьянина, спрашивает билет на порубку леса. А тот вдруг схватился за кинжал. Владимир Константинович говорит ему:
– Положи на место кинжал, я тебя не боюсь. – Дядя был могучий человек, крестьянин это понял: он бросил кинжал и стал просить лесничего, чтобы тот его простил. Дядя Володя всегда имел при себе клеймо в виде топорика. Он отметил клеймом каждое бревно на арбе и сказал крестьянину:
– Теперь можешь везти.
Крестьянин не знал, как благодарить лесничего. Конечно, Владимир Константинович заплатил за лес собственные деньги, а крестьянин позже возвратил их ему.
Дядя Володя любил семью, детей. Людмилу Владимировну он особенно выделял как старшую. Когда она окончила гимназию, он сказал мне:
– Я рад, что Люда окончила гимназию, и хочу преподнести ей торт и на этом торте написать: «Спасибо».
Он так и сделал, поблагодарив дочь за то, что она оправдала его надежды.
Александра Алексеевна тоже любовно относилась к семье. Никогда ни на кого не повышала голоса. Была очень трудолюбива. С утра и до поздней ночи работала: или шьет, или штопает, или готовит. Я не помню, чтобы она когда-нибудь наказала кого из детей или оказывала на них давление. Спросит:
– Володя, ты уроки выучил?
– Да, мамочка.
И больше ничего. А дядя Володя интересовался не только тем, как учатся его дети, но иногда приходил в гимназию и спрашивал, как я учусь, как веду себя. Он любил свою сестру – мою мать и моего отца, и они его также любили.