Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»
Шрифт:
— Такова ситуация, в которой я нахожусь, выполняя поручение самого базилевса, да хранит его Господь! Здесь полно врагов империи, и если меня разоблачат, то пусть запомнят только это лицо!
— Настоящее станет совсем другим, — улыбнулся священник, — исчезнет фальшивая кожа, а цвет волос изменит краска…
— Вы правы, святой отец!
Варда Склир сделал изысканный поклон, который явственно говорил о том, что ему приходилось бывать не только в битвах, но и нести службу в императорском дворце в Константинополе, ибо такого можно достичь только
— И что вас привело ко мне, друг мой?
Голос священника был пропитан отеческими интонациями, но правая рука священника нарисовала в воздухе замысловатую фигуру.
— Дело государственной важности!
Эпарх поклонился с достоинством, и его левая рука тоже прочертила в воздухе несколько линий, увидев которые отец Бонифаций прямо-таки подтянулся, словно молодой офицер перед заслуженным полковником, увешанным боевыми наградами.
— Будет ли мне позволено узнать, в чем я могу быть полезен самому базилевсу?
— Да, святой отец!
Несмотря на свой начальственный статус, грек, прекрасно говорящий на польском, как завзятый шляхтич, почтительно поклонился.
Впрочем, он мог свободно говорить на любом из диалектов славянского языка, а также арабском, немецком и прочих, число которых доходило до дюжины, и никак иначе — на тайной службе Византийской империи находились самые лучшие люди.
— Семнадцать лет назад я сопровождал командора фон Верта в Палатине, где базилевс Иоанн вел с ним долгую беседу. И вот теперь я здесь, чтобы продолжить начатое, которое было перечеркнуто Каталаунской битвой. Империи нужен орден Святого Креста, святой отец, важно продолжить то, что подлежит свершению! К сожалению, я не могу рассказать вам о делах давно минувших дней!
— Я понимаю твои опасения, сын мой! — с самым прискорбным выражением на лице ответил отец Бонифаций, осведомленный год назад самим папой о тех событиях, но не показывать же эпарху это, тем более что такой шаг был крайне опрометчивым.
— Не в той мере, не в той мере, святой отец! — По губам эпарха пробежала странная улыбка. — Уже вечером меня будут искать по всему Кракову и со всем тщанием.
— Вы имеете на то основания?
— Да, отче! Я в вашем кабинете, а одно это вызвало сильные подозрения, ибо тот, кто отправил приказ крестоносцам покинуть моравские и богемские замки, прекрасно знал, что вы пошлете за горы и отряд фон Верта. И лишь чудо спасло орден от окончательного уничтожения, которое было бы намного страшнее Каталаунского! — Он словно забивал гвозди в крышку гроба. — И этот человек находился рядом с вами долгие годы, и вы ему полностью доверяете! Он уже послал за своими людьми, что попытаются схватить меня!
— Франциск! — выдохнул отец Бонифаций, и его лицо посерело, ибо грек опять странно улыбнулся.
— Это так, святой отец. Я собственными глазами видел, как он уединился для тайного разговора с фон Шендеманом.
— Командором Братства?! — По лицу отца Бонифация разлилась смертельная белизна.
— Да, Густавом
— Это арабский лазутчик, ведь так? — догадливо произнес отец Бонифаций и добавил после короткой паузы, безразлично пожав плечами: — Стоит ли придавать этому значение, ведь все купцы тайные соглядатаи. Да и не мало здесь магометан…
— Стоит, святой отец, ибо этот «купец» всего три года назад ранил меня в битве под Манцакертом, несчастной для греков. И он виделся и с Шендеманом, и с вашим монахом. К тому же Юсуф сотник гулямов, причем первой тысячи, лучших воинов халифа!
— Здесь шпионил сам сотник гулямов?!
Отец Бонифаций приложил ладонь к вспотевшему лбу — только сейчас он понял, какую западню подготовили крестоносцам и ему самому, ибо свое будущее нунций связывал именно с орденом Святого Креста, иной силы у римского папы просто не было. И эта слабая надежда, почти призрачная, могла быть безжалостно раздавлена!
— Хуже! Враги церкви и империи сплотились, и нас ждут тяжелые времена. А потому нужно действовать…
— Святой отец! — Дверь в кабинет внезапно отворилась, и в кабинет вошел брат Франциск, держа в руке свернутый в трубочку пергамент. — Вам послание от его святейшества из Лиенца…
Вот только глаза смиренного монаха на секунду загорелись яростным огнем, опалившим сгорбившуюся фигуру моментально преобразившегося в нищего Варды Склира.
— Иди, сын мой, я сейчас! Только исповедую этого беднягу! — прежнимголосом отозвался отец Бонифаций, сумевший взять себя в руки при виде предателя. Монашек поклонился и вышел из кабинета, нарочито бережно и плотно прикрыв за собою дверь.
— Отдайте это письмо командору или брату Павлу, я не хочу рисковать!
Трубка свернутого пергамента исчезла в сутане нунция. Лицо эпарха раскраснелось, ноздри породистого носа задрожали — грек уже жил в преддверии схватки, поняв, что попал в западню.
— Постой, сын мой! — Нунций схватил его за рукав. — Возьми этот меч, он всяко лучше того кинжала, что ты прячешь в своем рубище.
Варда Склир схватил короткий клинок, сделал им несколько неуловимых взглядом взмахов и тихо засмеялся, ощерив белоснежные зубы в страшном оскале изуродованных губ.
— Это же фехтовальный меч, каким я занимался в Палатине! Вы имеете превосходный вкус, святой отец!
— Я тоже в молодости участвовал в поединках, — тихо произнес отец Бонифаций, прекрасно знавший на своем опыте, как смертельно опасны византийцы в схватках на мечах.
Знатные эллины, обученные с детства, могли рубиться и против десятка обычных воинов одновременно, причем у последних было очень мало шансов на победу. Даже могучая сила и отчаянная смелость немного стоили в такой схватке перед отточенным мастерством, знающим сотни хитрых приемов и уловок.