Меч и его палач
Шрифт:
– Нет, – хмыкнул он. – Демиург местный.
XIII. Колыбель, накрытая плащом
Так возьми в ладонь клевер, возьми в ладонь мёд,
Пусть охота, летящая вслед, растает, как тень.
Мы прожили ночь – так посмотрим, как выглядит день;
Лебединая сталь в облаках – вперёд.
Едва выйдя за дверь, Филипп лихо разогнул мои наручные браслеты и стянул цепь с моих рук. Подхватил со скамейки, что притулилась
– Торри с его эринией доложили, прямо туда подойдут. Одновременно или чуть попозже – и другим ходом. Им, видите ли, неловко при всем честно́м народе в оборотней играть.
Тут он потянул меня к одной из небольших решеток в стене – от пола до моего плеча. Решетка с готовностью поднялась кверху, мы дружно пригнулись и проникли за нее: сначала Филипп, затем я.
На той стороне был коридор, достаточно высокий, чтобы нам идти не сгибаясь, и настолько узкий, что, слегка расставив руки и ноги, можно было упереть себя поперек него, как пробку в бутылке хорошего вина. Чуть влажный кирпич устилал стены и округлый потолок ровным слоем. Земляной, хорошо утрамбованный пол слегка уклонялся вниз, так что мои ноги как бы сами собой поспешали в неизвестность мимо удивительного вида светильников, заключенных в матовые полусферы, целых бород белесовато-зеленого мха и непонятно откуда натекших луж с явно выраженным винным запахом.
Коридор постепенно расширялся, как река, что спешит к своему устью, и наконец впал в широкое полутемное пространство.
– Ангар, – ответил Филипп на мой вопрошающий взгляд. – То есть это рукотворная подземная пещера для рутенских летунов.
Я снова изобразил недоумение.
– Летающий корабль из сказки знаешь? Ну вот это, разве что совсем другой формы.
И Филипп небрежно указал на некий предмет, который серебристо светился в блеске ламп. От этого движения вся здешняя иллюминация загорелась в полную силу, так что я невольно отпрянул.
Перед нами возник невероятно увеличенный в размерах «журавлик» – игрушка из тех, что отец складывает дочке на счастье из бумаги, только вместо нее тут было сияющее листовое серебро. Или нет – скорее то была бабочка. Бражник с широкими крыльями, пухлым телом и черными кругляшами вместо лапок.
– Фюзеляж, – сказал Филипп. – Корпус. Для кучера и ездоков. Или я не так сказал? В общем, для живой начинки. А при нем крылья. Это чтобы летать, ясное дело. Поднимать тело стальной бабочки в воздух. Тебе не страшно, а? Мне вот всякий раз жутковато делается.
Держался и вел свои речи он куда развязнее, чем в Зале Восьми, а на себя прежнего и вовсе не был похож. Я сказал ему об этом.
– Знаешь, Хельм, как меня тогда корчило от этого надутого пердуна? Еле вынес. Даже попрощаться не сумел от души…
Внезапно он замолк на минуту – прикусил щеку изнутри. Но тотчас же подобрался
Внутри были сплошные окна и кресла с подлокотниками, уютного и в то же время чужого вида. Перед одним из них торчала дуга, укрепленная на толстой ножке, уходящей куда-то вглубь, под вертикальную плоскость с рядом стеклянных кружков, на которых бились стрелки и моргали значки.
– Руль и приборная доска, – пояснил рутенец. – Чтобы управлять. Это мое.
– Да уж, – отозвался я. – Можно без труда догадаться, что твое.
– Зато вот оно – твое по праву, – указал он куда-то вбок. – Нет, какие хитрецы, а? Опередили. Ну, эти маги пространства-времени куда хочешь просочатся.
Я поглядел – и ахнул. Даже не тряпочный чехол: сам Торстенгаль, упрятанный в небывало роскошные ножны, снабженные перевязью, лежал на одном из сидений позади приборного кресла.
– Вот туда и сядешь. Меч повесишь на подлокотник, амулет… Сохранил камушек, думаю? От незапланированных дорожных происшествий?
Я схватился рукой за горло и нащупал засаленный шнурок. В это самое время Филипп наклонился надо мной, уже сидящим, перекинул через плечо и талию какие-то ремни и застегнул пряжку.
– Не боись, это для твоей же безопасности. Захочешь выбраться – жми на эту пупочку. Кнопку то есть. Мигом расстегнешься.
Он отошел, уселся за место управителя и уронил на пол вместе с торбой новую пригоршню звона. Крепко затянул себя ремнями.
– Я не профессиональный пилот, а любитель, однако любитель классный, – говорил он, дергая и поворачивая какие-то рычажки и заставляя свою «бабочку» фыркать, чихать и издавать куда более утробные и переливчатые звуки. Наконец он добился от своей игрушки ровного и мощного гудения, что сотрясало все предметы внутри.
В этот же миг где-то далеко впереди распахнулись огромные створы, и махина плавно двинулась вперед, все убыстряя движение и заставляя убегать назад старую кирпичную кладку.
– Эк разгон взяла! – восхищенно возопил Филипп. – Птичке для взлета не так много надо, зато чтоб было красиво. Держись, парень!
Легкий толчок. Ровная полоса, что вынесла нас из ангара, отделилась и пошла вниз, потом вообще куда-то исчезла – и вдруг наш летун опрокинулся назад! Ремни с силой вжали меня в мягкость спинной подушки.
– Вертикальный взлет, – пробилось ко мне сквозь жуткий рев. – Истребитель типа «Фальконет», «Соколиха». Только маленький совсем и не несет боевого груза.
Тут сокол женского пола снова плюхнулся на живот, и рев перешел в довольное урчание.
– Теперь можешь отстегнуться, – Филипп обернулся ко мне. – В бортовое окошко погляди. Ну, боковое.
Вверху была синева, такая чистая, что на ней проглядывали звезды и среди них – небольшой ярко-белый кружок. Внизу расстилалась безбрежно-сизая перина, по которой неторопливо двигалась узкая темная тень.