Меч истины
Шрифт:
Мы вышли наружу, мне не хотелось лишних ушей. Визарий обычно обсуждал со мной свои мысли. Почему мне не обсудить с Аяной? Приятно, когда красивая женщина считает тебя ещё и умным. А не просто симпатичным Приапом в жёлтых кудрях. Итак, что же я видел?
– Значит так… Визарий уверен: били римским мечом. Стало быть, свои.
В уголках рта Аяны дрожит смешинка:
– Глубокая мысль! Только не твоя.
Вот так и развенчивают богов. Придётся
– Рубили его сверху, значит нападавший высокого роста.
Несносная девка качает головой.
– Что тебе не нравится?
– Я тоже ударю Визария сверху, если он будет в это время падать.
Ага, вообще-то она ему до подмышки. И ведь права, Гадес меня забери!
– А вторая рана?
Я вспоминаю:
– Отверстие на спине было несколько выше. Значит, удар пришёлся снизу вверх.
Она останавливает меня:
– Давай попробуем! Мы почти одного роста, но всё же…
Становимся друг напротив друга, и амазонка внезапно бьёт пустым кулаком снизу, от бедра:
– Вот так?
Возможно, что именно так. И что это означает?
– Что рост убийцы по направлению удара определить почти невозможно. За что же зацепился Визарий?
Обескровленная широкая рана снова встаёт перед моими глазами. Правое плечо косо разрублено… в направлении грудины…
– Били левой рукой! Ты не заметила, кто среди них левша?
В потемневших огромных глазах читаю ответ. Проклятье, мне тоже нравится Метелл… но он носит ножны на левом бедре. А ведь римляне вешают меч у той же руки, которой бьются!
– Но какой ему интерес, Лугий? – шепчет Аяна. – Он мог казнить Квада за неповиновение. Он мог отдать приказ оставить крепость, имел на это право. Зачем ему?
Мне тоже молодой офицер не кажется способным убивать по ночам. Но мало, чего там мне кажется!
– А Лукан бережёт левую руку, - вдруг говорит Аяна.
– Этот дохляк? Брось!
– Мы видели, как он кидался на Квада. Причина у него была.
Вспоминаю лихорадочное возбуждение парня. Да, бывает, что и заяц быка лягает, только вот…
– Лукан – не левша. Ложку он держит правой рукой.
Аяна возражает, очень ей хочется, чтобы виновным оказался не офицер:
– Можно ударить левой рукой, если хочешь отвести подозрения. И почти наверняка, ты её вывихнешь.
И вновь права, хоть в Мечи Истины посвящай! Ага, и кто нас станет тогда защищать?
Не знаю, до чего бы мы додумались, но тут понеслось такое, что под конец дня я голову руками держал, чтобы с плеч от ужаса не сбежала.
Вначале в таверну пожаловал Теодульф. Спросил Меча Истины и направился прямиком к Визарию, который благополучно приканчивал кувшин. Я пошёл за ним, и едва на ногах удержался, когда услышал, что он сказал:
– Это я убил Квада! Завтра вызови меня.
Мой
– Его убили левой рукой.
Гота это не смутило:
– Я одинаково бьюсь обеими. Хочешь проверить?
Визарий покачал головой:
– Ладно. Я понял. Всё остальное - завтра.
Теодульф ушёл, чуть не запинаясь. И этот хочет драться? У меня сердце защемило глядеть на него. Аяна плюхнулась на скамью напротив Визария:
– Он не мог этого сделать!
– Ради сына – мог, - возражаю я.
Визарий отвечает с печальной усмешкой:
– Погодите, ещё не всё. Вон следующий идёт.
К нашему столу проталкивался Лукан. Нескладёха и в полупустой таверне ухитрялся натыкаться на препятствия. Дышал тяжело, глаза безумные, пот на лбу:
– Завтра вызови меня! – заявил он Визарию.
– Так. С чего бы это?
– Потому что это я убил. И я отравил воду. Не хотелось, чтобы люди погибли от этого, вот и привязал его к цепи, чтобы нашли. Но мы должны были оттуда уйти, понимаешь?
Визарий кивает. Потом щурится почти ласково и задаёт вопрос:
– А как у тебя хватило сил перекинуть его в колодец? Он больше тебя мало не вдвое.
Лукан прикусывает губу, но отвечает сразу:
– Я обвязал его и крутил ворот. Цепь сама тянула. Трудно было, это правда.
Вспоминаю две разлохмаченные борозды на краю колодца, оставленные калигами Квада. Похоже, всё было именно так.
– Иди Лукан, я понял. Тебе нужно поесть, поединок будет трудным.
Парень упрямо трясёт головой. Ему уже всё равно.
– Интересно, сколько их будет всего? – задумчиво говорит Визарий.
Последним явился Метелл, когда солнце уже скрылось, и таверна заполнилась народом. Молча сел напротив Меча Истины. Визарий придвинул к нему кувшин.
– Хочешь сказать, что это сделал ты?
Офицер кивнул и отвернулся. Мне почудилось, что у него блеснуло в глазах.
– Почему?
Метелл долго молчал. Потом всё же открыл рот:
– Визарий, кем ты хотел стать? В юности, до того, как судьба дала тебе меч?
Мой друг уставился в свой стакан.
– Я хотел переписывать книги.
Метелл почти смог улыбнуться:
– Тоже хорошее дело. Ты сумеешь меня понять, ты римлянин… Все в моей семье были воинами. Предки сражались в войске Мария, на стенах Карфагена, с Цезарем в Галлии. Я с детства мечтал быть героем. Золотой венок на голову, статуя в Риме. Посвящение какого-нибудь поэта… Вот… а оказалось, что есть нечто, чего мне не переступить…
Визарий долго тянул вино, размышляя, потом всё же сказал: