Меч истины
Шрифт:
Камни скрипят под неровными шагами, и я поспешно встаю. Тропа обледенела, там и на здоровых ногах рискованно спускаться. Но Томба с больной ногой ходит лучше иного здорового. Садится на валун, едва отогретый моим теплом, и смотрит без жалости:
– Так и будешь ходить с трагической рожей?
– Почему нет?
– Потому что глупо! Чем скорее ты поймёшь, что это никогда не было даром, тем будет лучше. В первую очередь для тебя.
Это странно – оказаться вдруг ненужным. Можно ли начать всё заново в сорок лет? Живёшь вот так, ощущая себя Избранником Богов. А ты вовсе не избранник, а незнамо
– Лонга, ты забыл, что и эту дорогу тебе не пришлось выбирать!
Порой он по привычке называет меня Длинным. Я не сержусь: Бог послал Томбу, чтобы возвращать меня к жизни. У него это всегда получалось. Мне становится стыдно. Томба тоже не выбирал – я выбрал за него… в тот день, когда искалечил ему ногу и правую руку. Он никогда не говорит об этом, но я-то помню.
– Ты не прав: дорогой Меча я пошёл сам.
Что уж сетовать, если годы отданы ненависти и мести! Я учился убивать, и выучился этому. Каким мог быть дальнейший выбор? И что я умею ещё?
– Ты умеешь переписывать книги, - напоминает мой друг.
Да, небольшое утешение, когда вокруг рушится мир. Книги…
– Идём отсюда, - говорю я. – Хватит зад морозить.
*
Домашние учат меня жизни по очереди. Сегодня черёд Лугия. Значит, мне придётся терпеть не нравоучения, а подковырки. На подковырки требуется отвечать, так что я держусь настороже в те дни, когда за моё воспитание отвечает Лугий. Хотя Томба уже нарушил очерёдность, выпроваживая меня с берега. Хуже всего, когда за дело берётся Аяна. Нрав у неё тяжёлый, и возражать не очень получается. Когда-то я думал, нам долго придётся врачевать израненную душу амазонки. Ещё одна ошибка, я совершенно не знаю женщин. Удивительно легко она взяла надо мной верх в тот день, когда юная Зарина распорола мне плечо своей стрелой. Впрочем, Аяна победила гораздо раньше… в тот миг, когда вызвала меня на поединок. Я не дал ей погибнуть… и связал себя навсегда. За эту женщину выбор тоже сделал я. И теперь хожу, как бычок на верёвочке, и стараюсь не мычать лишнего.
Не от большого ума мне казалось, что она будет бояться мужчин. Так это или нет, но с тремя из них Аяна легко справляется. Сегодня не её очередь, но она всё же бросает взгляд, когда я вхожу. Никак не могу понять значение этого взгляда. Как будто мало Томбы, чтобы заставить меня стыдиться!
В доме тепло и пахнет съестным. Брюхо радостно запело, приветствуя завтрак. Так что переживания придётся отложить. Трудно переживается под Аянину стряпню. Готовит она по-варварски: жирно, ароматно и вкусно. Я хочу быть далёким от соблазнов, хладнокровным и воздержанным, но… Боги мои, чего она напихала в эту капусту?!
Лугий колотит по спине и суёт в руку чарку с подогретым вином. У меня и без того только что дым из пасти не валит.
– Что это было? – выдыхаю
– Утка, - невинно улыбается галл. – С капустой. А ты что подумал?
Что я подумал, неважно. А вот сколько пряностей в эту утку пошло? Весь корабль, что разгружался на прошлой неделе в порту?
– Гляди-ка, - радуется Лугий. – И впрямь глаза разгорелись. Аяна, ты чудо!
Не чудо, чудовище! Это чудовище улыбается ему, и мне снова хочется сбежать. Глаза разгорелись, значит? Да они из черепа выскочить норовят!
Мои домашние уплетают так, словно привыкли есть одну горчицу и перцем закусывать. Или это месиво из пряностей попало лишь в мою тарелку? Сую нос в котёл – так и есть. Хорошо, можно разбавить. Вот сатиры мохноногие!
– Умный, - с завистью говорит Лугий.
– Наглый, - поправляет Аяна.
И они снова мило улыбаются друг другу.
У меня на время есть занятие. Я измышляю месть. Отвечать придётся с максимальным коварством, дабы удовлетворить извращённую фантазию Лугия. Думаю, насыпать перца мне в тарелку придумал именно он.
Велона ласково тычется мордой в ладонь, выпрашивая кусочек. Добрая душа, ей в голову не придёт травить хозяина, чтобы он подвигался напоследок. Собаку я устраиваю в любом виде. Смотрит доверчиво и шевелит влажным носом, недоумевая, почему я жадничаю. А я соображаю, может ли такое количество пряностей повредить её желудку. Наверняка ведь может!
– Иди сюда, лохматая. Не водись с этим длинным дядькой! Добрый Лугий даст тебе вкусную косточку, он щедрый. А дядькин сапог можешь пожевать, я тебе разрешаю!
– Она всё равно этого не сделает. В отличие от некоторых.
Галл пристально смотрит на Велону. Она добросовестно смотрит на него. И стучит по полу хвостом: для тебя - всё, что хочешь!
– Ах, ты вот значит как? Значит, я сам должен жевать его сапоги? Ну и ходи с ним вместе скулить на берег, у вас вдвоём здорово получится!
Милый Лугий, он так лезет из шкуры вон, чтобы развеселить, что мне в который раз за утро становится стыдно, и я ухожу на кухню. Наливаю вина, старательно взбалтываю. Пришла пора и мне позаботиться о друзьях. Галл простужен и почти не дышит носом, иначе я бы не рискнул.
Лугий тем временем достал арфу и соблазняет Аяну. Да, мне бы дивный голос, льняные кудри и лет на десять меньше, я бы тоже попытался! Потому что другой такой попросту нет. Прежде мне в голову не приходило, что женщина может обладать чем-то помимо телесной красоты. Аяне боги дали неженский ум, чуткое сердце и огромную стойкость. Она научилась даже улыбаться, не догадываясь, что в глубине чёрных глаз так и осталось отражение пожара. Я бы очень хотел, чтобы там отразилось безмятежное небо. Но мне не дано её воскресить, у меня самого внутри пепелище. Так что, если женщина может выбирать между юным златокудрым героем и долговязым неудачником, выбор нетруден, верно?
Сегодня он снова поёт что-то такое, чего никогда не певал прежде. Для Аяны он находит песни, какие не звучат в кабаках. И я каждый раз думаю, какой он настоящий: тот, что сыплет остротами и перцем в тарелку или вот этот - поэт, способный найти слова, чтобы пламя в глазах Аяны сменил тихий рассвет? Вспоминаю: он собирался взять в жёны Эглу, дочь бродячего племени. И не его вина, что не сложилась та любовь.
А Лугий поёт:
Я солнца пью лучи
разбитыми губами,