Меч истины
Шрифт:
Метелл смотрел на покойника молча. Потом велел всем покинуть двор. Мы остались втроём.
– Визарий, я хочу тебя попросить, - было видно, что слова даются трибуну с трудом. – Огляди всё, как следует! Теперь я не смогу оборонять крепость, оставшуюся без воды. Мы отступим, и этим людям может понадобиться свидетельство Мечей Истины. Сделайте это!
Визарий никогда не говорил лишнего, если мог обойтись. Он просто кивнул и склонился над трупом. Я следил из-за его плеча. Никогда не мешает учиться, я
Кваду нанесли два хороших удара. Кровь сбежала в воду, он походил на вымоченное мясо, и контуры ран были хорошо видны. Одна, колотая, пришлась между пятым и шестым ребром. Визарий с моей помощью перевернул тело: клинок прошёл насквозь, выходное отверстие было несколько выше входного. Второй удар разрубил ему правое плечо. Обломки ключицы торчали в косой ране, заканчивавшейся у грудины.
– Гунны?
– спросил я. Это приходило на ум само: как ещё заставить остатки когорты покинуть крепость?
Но Визарий покачал головой:
– Это сделано римским мечом.
– Объясни!
Длинный палец Меча Истины провёл по краям колотой раны:
– Клинок ромбовидного сечения. Гунны Эллаха чаще бьются однолезвийными мечами, от них остался бы след, напоминающий вытянутый треугольник. В крайнем случае, миндалевидный.
Я покачал головой:
– Это ничего не значит. Сам видел обоюдоострые клинки у стражников вождя.
– Да, но вкупе с другой раной… Взгляни сам: это не мог быть длинный меч кавалериста. Гунн бьёт с потягом, для этого даже черен меча делают чуть под углом к клинку. Рана получается не только рубленная, но и резаная. А здесь…
Я уже видел сам – клинок, нанёсший удар Кваду, был коротким, и его владелец привык просто рубить, сокрушая кости. Тоже, кстати, непохоже на римлян.
– Когда убивает легионер, он наносит колющий удар!
Визарий прищурился:
– Колющий и был первым. Смертельным, между прочим.
– Хорошо, зачем тогда второй?
– Чтобы вышла кровь. Покойник не был никем любим - это точно, но вторую рану ему нанесли, чтобы вернее отравить колодец.
Произнеся это, Визарий вдруг мёртво замолчал. Я не смог больше выдавить ни слова.
Отступали из крепости странным утром, за которым не было дня. Ущелье словно тонуло в густом молоке. Влага склеивала волосы, и очень скоро начало хлюпать в сапогах, хотя сверху не капало. Я подумал, что это хорошо - гунны не разглядят наш отход. Не хотелось думать, что будет в противном случае. То есть в очень противном. Визарий шагал рядом и нёс на руках чьё-то дитя. Ночку и Луну запрягли в повозки: в крепости нашлись две четырёхколёсные реды. На них разместили самых слабых, остальным приходилось идти пешком. Родители девочки едва передвигались сами, они тащились за Визарием, но лица были радостные. Я тоже взял какого-то мальчишку, лёгкого, как воробей. Случись что, мы не успеем выхватить мечи. А
Спрашиваю Визария:
– Твоего влияния хватит, чтобы остановить гуннов, если полезут?
Долговязый качает головой:
– Ты никогда не видел, как лезут гунны? Они не подходят на расстояние прямого удара. Просто стрелы со всех сторон. А потом летит аркан, выдёргивая из толпы очередного воина. Это тактика на изнурение, в такой бойне не видно лиц. И нас не разглядят, - он двинул плечом, стирая влагу с лица, длинные волосы тут же прилипли к щеке. – Это хорошо, что туман. Тетивы луков отсыревают.
Девчонка на его руках завозилась, просясь в кусты, и мой друг отстал. А рядом тут же оказался Лукан. Он почему-то берёг левую руку, и всё заглядывал в лицо. Парень выше меня, но у него всё время получалось смотреть снизу вверх. Не скажу, чтобы это мне льстило. Было в нём что-то не то, неприятная такая липучесть. Взрослый мужик, а ведёт себя, как малолетка, которого воины впервые взяли с собой. И всё время болтает. У меня аж голова гудела. А я-то Визария за молчаливость ругал!
– Лугий, ты не представляешь, какое это было дерьмо!
– Почему же? Была возможность представить.
– Нет, для этого надо год прожить с ним бок о бок. Настоящий варвар, для которого не существует святых вещей! Животное!
– Теодульф тоже варвар.
– Теодульф… да, конечно… Знал бы я, кто отравил колодец…
– И что бы ты сделал?
Круглые голубые глаза глядят на меня с восторгом:
– Я бы ему ноги поцеловал. Правда! Я уважаю Метелла, но он не отдал бы приказ отступить, когда бы не это.
Мне неприятно, я отворачиваюсь. Восторги по поводу чьей-то смерти не для меня. Потом взгляд падает на римский меч, висящий у Лукана, как по уставу положено, справа. Что, если это он? Ведь пытался зарезать Квада у меня на глазах. Снова натыкаюсь на преданный взгляд, стараясь не слушать его чириканье. Нет, слишком прост. Что на уме, то и на языке. Такой не стал бы убивать ночью. Да и росту не хватит. Рубанули Квада сверху, здесь немногие на это способны. Надо бы приглядеться ко всем высоким.
Потом останавливаю себя – нас никто не подряжал разбираться. И виновный, если подумать, спас эти две сотни человек. Мне ли его судить?
Когда выбрались из ущелья, и рассеялся туман, Аяна перетянула тетиву и ушла вперёд. Теперь нас окружал лес, по-осеннему голый. Густой запах прели обещал, что холода наступят не завтра, но ягод-грибов почти не встречалось. А голодных надо кормить.
В тот день ей не повезло, но на следующее утро, когда голодные начали вновь вожделенно поглядывать на лошадей, наша амазонка уложила косулю с двумя сосунками-телятами. Одного успели утащить лисы, пока она бегала за подмогой. Но и оставшейся добычи хватило, чтобы наши подопечные продержались ещё два дня.