Меч истины

Atenae

– Что ж, я вижу, ты нашёл способ доказать им, что они ошибаются?

– Свебы много воюют. Однажды дружины не случилось дома, а бродячая ватага совершила набег. Их женщины способны драться, но ведь бывший центурион тоже что-то значит, правда? Мне изувечили правую руку в том бою. А потом вождь сам усыновил меня, это забавный такой обряд. Он ведь почти мой ровесник. Я три дня пил с ними пиво, а на четвёртый сказал, что ухожу. Мне желали счастливой дороги и говорили, что отомстят тем, кто обидит их родича.

Лицо Доната сделалось каким-то другим. Я не уверен в том, что его намерения

кристально чисты. Я уверен, что он опасен и очень хитёр. Но он мне нравится. Вечно я выбираю в друзья самых трудных людей.

– Вот потому ты писал для меня то письмо. Я не могу даже ложку держать этой рукой. Приск ведёт все записи, но у него опять боли в суставах. Ты поможешь мне, Визарий? У тебя хороший почерк.

Он разговаривал со мной, как с другом. Кажется, ему и впрямь нужен тот, кто понимал. Им оказался я. Поэтому я с удовольствием занялся хозяйственными записями, о чём просил Публий. Он диктовал мне, а я писал на папирусных листах. Это был какой-то расчёт, касающийся выработки с рудников. Не думаю, что в этом много смыслю. Но от меня и не требовалось.

Я исписал пять листов, когда в библиотеку заглянул Проксимо. Ожидал ли он, что дядька жарит меня на медленном огне? Во всяком случае, его точёное лицо выражало изумление, когда он обнаружил наши занятия. Впрочем, он быстро овладел собой и сделал вид, что пришёл за книгой. Величественно проковылял мимо стола, где я прилежно скрипел пером. Он не только меня не удостаивал разговором. Кажется, мне досталась только часть того, что предназначено Публию.

А потом его взгляд упал на исписанные страницы. И в глазах отразилось величайшее изумление. Он несколько мгновений оторопело пялился на меня, пока дядюшка не спросил, в чём он нуждается. Проксимо встряхнулся, как разбуженный и молча устремился прочь. Но на пороге снова глянул на меня, и это был какой-то новый взгляд.

*

Совершенно неожиданно в доме появилась мода на Визария. Начал, разумеется, Публий, но остальные присоединились, и весьма поспешно. Я не мог уследить за сменой их настроений.

Начать с того, что Проксимо заговорил со мной следующим утром. Прежде он молчал с упорством Муция Сцеволы. Перемену я отметил ещё во время пробежки в лесу. Парень скакал в своей обычной манере, но дышать стал значительно ровнее. Мне подумалось, что тело начинает свыкаться с движением, но причина оказалась не только в этом. В тот день я позволил ему достичь родника, где обычно освежался без него. И, кажется, это я сам подзабыл, что должен вызывать у него только ненависть. Был так доволен, что произнёс, не подумавши, как всегда делал с другими учениками:

– Молодец, на сегодня хватит.

И прикусил язык. Проксимо вскинул голову, поняв, что я его впервые похвалил. Ну, не брать же слова обратно. Я не успел выдумать ничего такого, чтобы исправить эту ошибку, когда парень набрал воздуху в грудь. Потом выдохнул. Потом всё же произнёс:

– У меня получается то, что ты хочешь, учитель?

Он тоже впервые назвал меня учителем. Разговор, внезапно начавшись, повлёк наши отношения в какую-то совершенно иную сторону.

– Даже больше, чем я рассчитывал. Ты достаточно окреп, и дыхание стало лучше. Ноги держат тебя

увереннее даже при быстром движении. Я не ожидал успехов так скоро.

Проксимо сосредоточенно кивнул. Его взгляд был обращён куда-то вглубь себя, словно искал там какие-то ответы. Он даже не заметил, что я не дал ему долго рассиживаться у родника, и мы давно уже идём по дороге, причём довольно быстро.

– Значит, ты считаешь, что у меня получится владеть мечом? – взгляд пристальный, но без враждебности.

На это нужно было отвечать совершенно искренне - всё, что происходило сегодня, могло быть испорчено одним неверным словом.

– Я хочу, чтобы ты понял: тебе никогда не стать таким бойцом, как другие. Для этого нужны две здоровых ноги.

Он напрягся, но я не дал ему вставить слово.

– Однако это не значит, что ты не сможешь биться. Просто придётся стать не таким, как другие. Недостаточную подвижность ног можно компенсировать устойчивостью, силой рук, длиной меча, - я подумал, что ему это нужно знать. – У моего друга подрублено сухожилие на щиколотке, и нет двух пальцев на правой руке. Однако он ещё способен оборонить себя и свой дом.

Вымолвив, я вдруг понял, до какой степени мне не хватает Томбы. И Лугия с Аяной. И вообще, я тоскую по любви и пониманию. Даже по их подковыркам тоскую. Кого они шпыняют, когда я здесь? Им меня тоже не хватает?

Что из этого уловил настороженный взгляд Проксимо?

– Это ты учил его?

Нет, всю правду я пока не могу сказать!

– Он учил меня.

Мы снова замолчали, но я сознательно всё прибавлял шаг. Проксимо приходилось почти бежать, однако он не замечал этого. Через какое-то время он сказал то, что можно было счесть извинением:

– Валерий не прав, говоря, что ты любишь мальчиков. Я думал над этим и понял… ты сдержан со мной, но твои руки ласковы… это не потому, что я тебя возбуждаю. В банях этого не скроешь. Не потому. А почему, Визарий?

Его вопрос и этот взгляд застали меня врасплох. Ну, как на это ответишь? В тот год, когда Руфин продал меня в рабство, на свет появился Проксимо. Мне тогда было двадцать. Я мог быть женат, но не случилось. Всё казалось, что времени хватит. Потом его могло не оказаться вовсе. А теперь я свободен и женат. И Аяна обещает мне сына. Но я буду стариком, когда Гаю Визарию стукнет двадцать. Я уже не смогу бежать по лесной дороге, наставляя моего мальчика. Мечта о несбыточном? Я не видел в Проксимо сына, дело не в этом. Сложно объяснять, да и надо ли?

Вместо ответа я просто улыбнулся. Не знаю, какая уж вышла улыбка, но он неожиданно улыбнулся в ответ.

Всё у него в тот день получалось: растяжки, отжимания, удержание равновесия. Нет, я не очень хороший учитель, раз понадеялся, что ненависть будет лучшим стимулом, чем доверие. Он не улыбнулся, но словно свет озарил всё вокруг, когда я дал ему учебный меч. Он ещё не вполне готов, но это должно было случиться сегодня.

Следующим шаг навстречу мне сделал Валерий. Причём извинялся он в своей обычной манере – «скорее язык откушу». Появился на выгоне под конец одного из занятий, долго смотрел, как Проксимо отрабатывает рубящий удар. А потом обратился ко мне: