Меч Шеола
Шрифт:
— Только птиц отпугивать в таком наряде гожусь. — Согласилась она и прыгнула ему на шею. — но ты то не улетишь, сокол мой? Не побоишься меня в таком виде?
Радогор быстро оглянулся, и не увидев ни кого рядом, прижался губами к ее уху. Сердце забилось громко и отчетливо.
— Я знаю, что таится под этим платьем.
Услышала княжна его жаркий шепот. И зарделась.
— День же, Радо. Совестно про такое. — Прошептала она и еще теснее прижалась к его телу. — Ночь будет, тогда хоть что говори.
Смутился и Радогор, но взгляда не отвел.
— Я о другом, Ладушка.
— Счастье ты мое. — Влада всхлипнула. — Ты мой дом и моя земля!
— Нет, вы только поглядите на них! — Перебил ее резкий скрипучий голос кикиморы. Две старухи над грядками пластаются кверху задницами, а они средь бела дня милуются так, что завидки берут!
— А ты глаза бесстыжие уставила. — Сердито бросила ей Копытиха. — У девки глаза на мокром месте, легко ли отчину оставить, а ты совестишь.
— Так я же не со зла. — Начала оправдываться берегиня. — Мне ли не знать каково это? Где теперь мое болото родимое?
— А если знаешь, так и помалкивай. У тебя грядка не дополота стоит. — Отрезала Копытиха и перевала пристальный взгляд на Радогора и Владу. Заметила ее влажные глаза и принялась успокаивать. — А ты не бери в голову, лада, что она не об великого ума плетет. А если хочется, поплачь, сразу на душе отпустит. А нет, так заткни подолишко повыше да и иди к нам. Скорей забудешься.
Радогор с неохотой разнял руку и выпустил Владу из объятий, и озабоченно закрутил головой.
— Топор не вижу, матушка. Хочу крылечко поправить. А потом дров поколю. А то все при деле, один я из угла в угол мотаюсь.
— Не там ищешь. Ты в сенцах пошарь. — С лукавой улыбкой посоветовала ведунья. И обняв Владу, увела ее с собой, по дороге успокаивая. — Тревожно тебе сейчас, девица, душа трепещет. Хоть и своей волей за ним бежишь, да не ведаешь, чем чужая земля встретит.
— Ведаю, матушка, ведаю… В том загадки нет. Видела уже кто Радогора ждет. — Влада наклонилась над грядкой, умело выщипывая сорную траву. — И не о том тревожусь, чем чужая земля встретит. О другом думаю. Сумею ли уберечь его? Хватит ли моих сил для этого? Думала, умру, когда Упырь его глаза ослепил и меч над головой занес. Обезножила от страха. Не за себя, за него, за Радогора. В нем вся моя жизнь и другой не будет. Себя не помню, когда вижу его. А не рядом, будто и не живу….
И слезы покатились из глаз. Полились на руки, покатились на грядку.
— Как батюшкино кленовое копье летит он, а куда прилетит, про то и Род вряд ли скажет Сумею ли рядом с ним выстоять. И жутко, и томно мне рядом с ним, когда вижу, что впереди ждет. И так сладко, как еще ни когда не было.
— Эх, девица. Нашла о чем горевать. — Вскинулась берегиня, не дав и рта раскрыть Копытихе. — Кому бы еще рядом с ним ходить, как не тебе? Да ты поглядеть на него грозно не дашь, не то что пальцем тронуть.
Но Лада, словно не видя и не слыша их, торопилась выговориться.
— Из неволи меня вывел, ярла, мучителя моего зарубил, у смерти отнял, когда уже сама Марана мне в глаза заглядывала и пальцем манила к себе. До самого города через леса
Копытиха бережно коснулась ее плеча рукой.
— Много больше, чем мнится тебе, княжна. Много больше. Силу ты ему даешь. Ты еще и сама не ведаешь, сколько той силы в тебе скопилось. И силы в нем не убудет, пока ты рядом.
Влада подняла голову и с надеждой посмотрела на ведунью.
— Про то и сама вещий сон видела. А в нем он и я сама рядом. Всегда!
— А что еще увидеть успела?
Кикимора одним махом перепрыгнула через гряду и подсела рядом, натянув подол на острые коленки.
— Говори, девонька. Не стесняйся. Страсть как люблю сны выслушивать. Я и угадывать умею.
И замолчала, уловив на себе сердитый взгляд Копытихи.
— Не упомнила я всего. Хворая была тогда еще. Помню дым черный все небо застилает, а через него огонь рыжий… Зверь диковинный на четырех лапах скачет и по воздуху крыльями колотит. Тот, который за мечом Радогоровым приходил, такой же был…А из пасти клыки торчат и пламя льется. Еще город помню каменный. А на стены воины лезут. И под стенами их столько, что по окаем земли не видно. На стене же Радогор стоит, а рядом я. А дальше битвы. Битвы…. И Смерть всюду. И тучи черные в рыжем огне. Было и другое, да я проклятущая, все заспала.
— Веселый сон! — Разочарованно хмыкнула кикимора и вернулась к своей грядке. — Этого добра и здесь пруд пруди, просто девать не куда, чтобы за ним гоняться, ноги бить и сапоги топтать.
Копытиха, сложив руки на коленях, долго сидела молча, задумчиво глядя в землю. И так же задумчиво спросила.
— Радогору свой сон сказывала?
— Он такой же видел.
— Так, что же ты тогда слезы льешь, когда у вас даже сон один на двоих. — Возмутилась ведунья.
— Так должно быть, а как будет и сам Род не скажет. Он так сказал. — Всхлипывая, пробормотала Лада.
— Ну, и дурак! — Решительно заявила кикимора и возмущенно выпрямилась над грядкой. — Счастье ему само в руки прыгнуло. Да еще какое, а он кобенится.
— Выговорилась? — Зыркнула в ее сторону Копытиха. — Тогда помолчи. А ты, Лада, сну верь. А сил у тебя хватит. И уберечь сумеешь, и укрепить. О прочем же я думать буду. А как надумаю, скажу. Вытирай слезы и щипли эту заразу. Но вот что меня еще грызет. Коли зверь крылатый был, было и еще что — то. Не могло не быть.
— Заспала! Как в черный колодец провалилась. Падаю, падаю, а ему конца нет… — Слезы снова появились на глазах.
— Ин ладно. Что заспала, тому не быть. А значит и колодцу, провалиться он не может, окаянный. А ты знай сейчас, что всю печаль — тугу мне отдала и будто ее ни когда не было. А то скажу Радогору и он разом тебя заставит в ладошку глядеть. И то, что помнила, забудешь.
И улыбнулась.
— Матушка! Я же не ему, тебе пожаловалась. — С неподдельным испугом вскрикнула Лада. — Он и узнать, не узнает.
— Ты дергай, дергай травку. Она хорошо успокаивает. — Оглянулась на берегиню и засмеялась. — подруга моя, чистое веретено. А травки пощипала и сразу тихая и задумчивая.