Меч Тенгри (сборник)
Шрифт:
– Куклу вырезал?
Нафиса захихикала:
– Он говорит, что это Домовой…
– Э-эх, – махнул рукой отец. – Не сумел я вырастить хозяйственного и работящего сына.
В доме было прибрано, пол выскоблен и вымыт так, что от него до потолка распространялся желтоватый свет. На столе гудел самовар, дымились блины, от миски с варёной картошкой валил пар, а по всему дому разлился запах свеженадоенного козьего молока. Отец сел во главе стола, художник и Нафиса устроились напротив друг друга.
– Поживёшь немного? – Молодожён деревянной ложкой
– Сегодня уезжаю.
– Работы много, приехал бы как-нибудь.
– Теперь он часто будет приезжать, не так ли, сынок? – улыбнулась, глядя на него, Нафиса.
Художник взглянул на Домового, расположившегося на самом верху печи, но он тоже усмехался ему как-то слишком многозначительно.
После чая отец пошёл во двор задать козе сена.
Нафиса положила тёплую ладонь на руку художника.
– Тебе с женой не повезло? – она вела себя и говорила, как очень близкий человек.
– Не твоё дело. – Художник резко встал и начал собираться.
– Я теперь твоя мать.
– Не пори чушь, Нафиса, мы вместе росли.
Прихрамывая, вошёл отец. Настроение у него было хорошее, он весь светился.
– Коза что-то неспокойна, придётся сегодня сводить её на ферму к доктору.
Но художник уже давно всей душой был далёк от этих деревенских забот. И, прихватив свою опустевшую сумку, он зашагал в верхний конец деревни, на автобусную остановку. Отец со своей молодой женой остались стоять у ворот, провожая его взглядом.
Простояв некоторое время в недоумении с телеграммой в руках, художник подошёл к телефону. Наверно, именно в такие моменты и нужны друзья… Он решил позвонить другу, работавшему редактором в одном из журналов.
Поговорив немного о том о сём, друзья примолкли.
– Из деревни телеграмма пришла, – перешёл к главной теме художник. – Вызывают меня… Вот, думаю, не случилось ли чего с отцом?..
– Надо немедленно ехать, – сказал редактор. Он иногда любил говорить вот так резко, категорично.
– Не мог бы ты дать мне свою машину? – Художник представил себе лицо друга в этот момент: губы сжаты, серьёзное выражение лица, левой рукой вытирает носовым платком вспотевшую плешь.
Художнику было неудобно, что он беспокоит друга. Отправить редакционную машину с шофёром в подчинение чужого человека – дело нешуточное. Мало ли какие неотложные дела могут возникнуть? В редакции всегда масса всяческих проблем и вопросов, которые нужно быстро решать… К тому же ребёнка надо отвезти в школу, жену привезти с работы и так далее.
Художник уже жалел, что попросил.
– Ты сегодня едешь?
– Хорошо бы.
– Через час машина будет у твоего подъезда. – Редактор помолчал. – Крепись! – И через паузу: – Шофёр переночует у вас, утром отправишь обратно.
– Отлично! – Привычка друга разговаривать категорично на этот раз художнику понравилась.
Через час они уже ехали в Черемшан. Шофёр, похоже, разговаривать не любил, и это было замечательно. Порой попадаются
Может, жизнь с молодой женой надорвала его здоровье? Если пожилой мужчина берет в жёны молодую, он и сам старается казаться молодым. Меняется ритм его жизни… И эти изменения бьют по здоровью…
Впрочем, художник знает и тех, кто действительно помолодел, женившись на молодых женщинах. Но, возможно, это просто иллюзия?
Они уже подъезжали к деревне, когда полил дождь. Он расстроенно подумал, что теперь они вряд ли смогут проехать на их улицу. «Уж если пошла невезуха, то держись, – раздражённо подумал он. – Эх, вот бы подъехать к самому дому, чуть выставив из окна машины локоть, и чтобы тебя увидели соседи – кто с восхищением, кто с завистью… Не дал же Бог…»
Машина остановилась в самом начале деревни. Шофёр был категоричен: «Дальше ехать не могу».
– Начальник твой велел оставить тебя на ночёвку…
– Да тут расстояние-то небольшое. Через три часа я буду в Казани… – Было видно, что шофёру не терпится удрать отсюда. Шофёры из подобного рода путешествий обычно выжимают максимальную пользу.
Подняв сумку над головой и с трудом передвигая ноги по скользкой грязи, художник двинулся к своей улице. Сквозь пелену дождя темнела крыша родного дома, словно звала его.
Он добрался до дома, и тут же кончился дождь. Вокруг разливался яблочный аромат. Воздух был настолько густо наполнен чистотой и свежестью, что его хотелось пить… Да и дорога оказалась не такой уж грязной. Поторопился шофёр, поторопился…
Дверь он открывал с опаской… Отец сидел, прислонившись спиной к печи, и чистил картошку. Увидев сына, он встал и пошёл навстречу. Обнялись. Художник прикоснулся лицом к небритой щеке отца. Похлопал его по спине. Похудел старик, лопатки торчат.
– Ты не болеешь, папа?
– Да что мне будет, старому… Кых-кых…
– Телеграмма…
– Без телеграммы тебя разве сдвинешь с места? Не сердись, очень хотел тебя увидеть.
– Нафисы… (Не может же он называть её «мамой»!) дома нет, что ли?
Отец, прихрамывая, обошёл вокруг стола, похудевшей и словно бы усохшей рукой сгрёб в кучку луковую шелуху. А потом тихо произнёс: «Она ушла».
Сын обвёл глазами комнату. Жилище словно осиротело, было видно, что в последние несколько дней женщины в этом доме не было. Постой, а где же его подарок – Домовой? Но вслух он задал другой вопрос: