Меч Тристана
Шрифт:
Той же ночью из могилы Тристана вырос куст молодого зеленого орешника, а навстречу ему из могилы Изольды потянулись тонкие, нежные веточки козьей жимолости. К утру они обвились вокруг орешника тесно-тесно, а к вечеру — зацвели.
— Это ли не чудо?! — говорили местные жители и гостившие в Карэ корнуоллские бароны.
А потом кто-то срезал кусты. Под самый корень, с обеих могил. Набожные люди объясняли: негоже это, чтобы свежая могила такой буйной зеленью порастала. Но упрямый молодой орешник небывалого вида опять за один день и одну ночь вымахал аж до самой крыши алтаря, и вновь оплели его побеги жимолости из последнего ложа Белокурой Изольды. Так повторялось
— Не трогайте эти кусты. Это души Тристана и Изольды. А души все равно невозможно убить.
Набожные люди про себя решили, конечно, что старый король помутился с горя рассудком, но просьбу его уважили. Так и остались эти кусты живою аркой над двумя могилами, и, говорят, еще многие годы приходили на них любоваться и взрослые, и дети со всей Арморики, и моряки с кораблей, заходящих в гавань Карэ.
Собака Луша тоже приходила на могилу Тристана. Но недолго. В тот же день, когда Марк распорядился не трогать более терновник, Луша улеглась мордой на аквамариновую плиту и отказалась вечером идти домой. Доезжачий герцога Хавалина не стал насильно уводить пятнистую суку на псарню, и наутро нашли ее в той же позе, но уже остывшей.
А волшебная собачка Лоло-ци-Ци, самовольно приплывшая в Арморику на одном из корнуоллских судов, повадилась часами сидеть на могиле Изольды Белокурой. Хавалин велел изловить ее и посадить в клетку, что и исполнили с удивительной легкостью его псари. Да только собачка эта дьявольская исчезла из клетки в ту самую ночь, когда на могиле Тристана издохла его любимая ищейка, а волшебный терновник зеленел и цвел, потому что король Марк не велел его больше трогать. Но, что особенно интересно, клетка, из которой сбежала Лоло, осталась целой и невредимой и ни один замочек на ней не пострадал.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,
внеплановая и сверхсюжетная, посвященная почти без исключения загробной жизни, она же
ЭПИЛОГ ПЕРВЫЙ,
который начинается как явный РЕМ-СКЕЛЬ, то есть история о короле Артуре и Рыцарях Круглого Стола, однако затем в повествование ненавязчиво, но мощно вторгается ПРИМ-СКЕЛЬ, то есть история любви наших главных героев
Проклятый «плимут» восемьдесят девятого года опять заглох в самый неподходящий момент. Хватило одного взгляда под капот, чтобы понять: без посторонней помощи он теперь не заведется. Друзья давно подсмеивались над привычкой Джона Смита ездить на всяком старье. Конечно, если бы для него это имело какое-то значение, он нашел бы деньги и на последнюю модель спортивного восьмицилиндрового «понтиака», да только совсем это было не важно. И Смит сожалел сейчас лишь об одном: ведь мог же купить какой-нибудь простенький джип, тот же нестареющий «рэнглер». Для его путешествия по Северному Уэльсу определенно требовался внедорожник. «Плимут» элементарно не выдержал крутых подъемов, колдобин и бесконечной тряски по каменному крошеву.
Темнело. Тащиться куда-то на ночь глядя явно не имело смысла — он уже добрых два часа ехал, не наблюдая по сторонам абсолютно никаких признаков жилья. Удивительно дикое место! Раньше ему и в голову не приходило, что в конце двадцатого века можно найти такое в его родной Великобритании.
Почему-то ужасно не хотелось спать в машине, а под открытым небом… Не то чтобы холодно, а неуютно как-то — в этакой глуши. Пока
Но та пещера, к которой Смит вышел, мало походила на естественную — слишком уж правильную форму имел красивый сводчатый вход в нее.
«Интересно, — подумал Джон, — сколько веков этой загадочной постройке?»
Несомненно, тесаные каменные своды были изъедены эрозией и покрылись мхом. Впрочем, внутри Смита ждало разочарование: ни очага, ни надгробных плит, ни каменной скамьи — ничего, напоминавшего о древней цивилизации кельтов, бриттов, а то и римлян. Археолог из него был никакой, и о возрасте грота в скале он бы не взялся судить, однако дыхание седой старины, необъяснимая романтическая прелесть древней эпохи ощущались в этом таинственном месте очень сильно. Уходить не хотелось. И когда глаза Джона пообвыклись в темноте, он разглядел в самой глубине пещеры черный провал большой норы. Странный провал. Смит приблизился, наклонился, непроизвольно сжимая ружье покрепче и нашаривая пальцами спусковой крючок. Внутри было тихо. Если это и служило входом в чью-то берлогу, то зверь покинул ее давно. Или…
Что-то вдруг насторожило Смита. Ага! Из черной дыры веяло теплом, вот только запах был не звериный, нет — отчетливый запах человеческого жилья. Ну, это уж точно мерещится. Просто там, внизу, какой-нибудь теплый источник. Эка невидаль! Он наклонился ниже, прислушиваясь, и фактически просунулся в нору по пояс. Источник… Источник журчать должен. А этот не журчал, этот тихо, уютно посапывал где-то достаточно глубоко. Значит, все-таки зверь?..
Испугаться Джон Смит не успел. Ноги его странным образом подкосились, и в мгновение ока потеряв всякое представление о том, где верх, а где низ, он, выронив ружье, полетел в нору. Падение было скорым и мягким. На какие-то шкуры, что ли. И еще показалось, будто кто-то поддержал его в воздухе, даже перевернул в удобном направлении. А главное, почти шоковое ощущение: заложило уши, как в самолете при посадке.
Проанализировать все свои чувства досконально он опять же не успел, так как в окружавшем его абсолютном мраке внезапно возникла светящаяся точка. Собственно, не так уж и внезапно — казалось, она была тут всегда. Да и не точка это никакая, а лампочка, то есть нет — факел. Да, да, именно факел.
Тусклый свет коптящего пламени позволял различить и человека, державшего его в полусогнутой руке, и большой медный колокол, висящий прямо перед лицом Смита, и в глубине — много лежащих фигур, огромных и поблескивающих металлом, как роботы из фантастического боевика.
Смит дернулся, даже не от испуга, а так — от общего обалдения — и неловко задел головою колокол. Раздалось низкое утробное гудение, колокол качнулся, и Смит понял, что в следующую секунду произойдет нечто ужасное. Подсознательно он выбросил вперед руку, поймал язык и предотвратил громкий звон в этом сонном мрачном подземелье. Но и от тихого гуда, ставшего следствием удара в колокол его бестолковой головой, кое-кто все-таки проснулся.
Человек, державший факел, как показалось Смиту, испуганно шагнул назад, а в самом центре помещения приподнялся лежавший на каменном постаменте гигант. Никакой это был не робот — рыцарь это был в латах. Он сдвинул вверх забрало, выпростал из шлема широкую и длинную белую бороду и поинтересовался, недобро сверкнув глазами: