Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)

Дик Филип Киндред

Они вскочили на ноги.

— Все радиостанции Рейха отменили назначенные прежде передачи, и слушатели внимают торжественным мелодиям, исполняемым хором дивизии «Рейх», — звукам партийного гимна «Хорст Вессель». Позже, в Дрездене, где работает партийный секретариат и руководство СС, а также национальной службы безопасности, сменившей гестапо…

— …реорганизация правительства по инициативе бывшего рейхсфюрера. Гиммлера, Альберта Шпеера и других. Была объявлена двухнедельная траурная национальная церемония, и уже, как сообщают, закрылись многие магазины и предприятия. До сих пор не поступало сведений об ожидаемой сессии Рейхстага, этого официального парламента

Третьего Рейха, чье одобрение требуется для…

— Канцлером станет Гейдрих, — не вытерпел Джо.

— А мне бы хотелось, чтобы им стал этот высокий блондин, Ширах, — сказала Юлиана. — Как ты думаешь, у Шираха есть шансы?

— Нет, — кратко ответил Джо.

— А может быть, там теперь начнется гражданская война? — предположила Юлиана. — Но эти парни, все эти старые ребята из партии — Геринг и Геббельс — они ведь уже старики.

Радиоприемник передавал.

— …достигло его приюта в Альпах бриз Бреннера…

— Это о толстяке Германе.

— …просто сказал, что он потрясен потерей не только солдата, патриота и преданного партийного вождя, но и, как он уже неоднократно заверял, своего личного друга, которого, как все помнят, он поддерживал во времена безвластия, вскоре после окончания войны, когда выяснилось, что элементы, препятствующие восхождению герра Бормана к верховной власти…

Юлиана выключила приемник.

— Они просто переливают из пустого в порожнее! Зачем им этот словесный мусор? Эти мерзкие убийцы разглагольствуют так, будто они ничем не отличаются от обычных людей.

— Они такие же, как мы, — не согласился Джо. — Мы бы совершили то же самое, окажись на их месте. Они спасли мир от коммунистов. Если бы не Германия, нами бы всеми сейчас правили красные, и всем нам было бы намного хуже.

— Ты говоришь точно как радио.

— Я жил под властью наци, и я знаю, что это такое. Это совсем не пустая болтовня, когда проживешь двенадцать — тринадцать лет, даже больше — пятнадцать лет! Я получил трудовую книжку от организации Тодта Я работал в этой организации с тысяча девятьсот сорок седьмого года сначала в Северной Африке, а затем в Штатах Послушай… — Он положил руку ей на плечо. — У меня чисто итальянский талант к различным строительным специальностям. Доктор Тодт очень высоко ценил меня. Я не разгребал лопатой асфальт и не месил бетон для автотрасс, я проектировал, выполняя работу инженера. Однажды ко мне подошел доктор Тодт и проверил, как работает наша бригада. Он сказал мне: «У тебя хорошие руки». Это было великим моментом в моей жизни, Юлиана. Гордость за свой труд! Они не просто говорят такие слова. До них, до наци, все смотрели на физическую работу сверху вниз, и я не был исключением. Трудовой фронт положил конец этому. Я впервые совсем иначе взглянул на свои собственные руки.

Джо говорил быстро, так что акцент стал гораздо сильнее, чем обычно. Ей было трудно разобрать его речь.

— Мы жили тогда в лесистой местности, в северной части Нью–Йорка, жили, как братья, распевая песни, строем шли на работу. В нас царил воинственный созидательный дух. Это были самые лучшие дни: восстановленные после войны общественные здания. Совершенно новые кварталы Нью–Йорка и Балтимора. Теперь–то эта работа уже в прошлом. Крупные картели, такие, как «Нью–Джерси Крупп и сыновья» вышли на арену. Но это не наци, это прежние европейские воротилы. Слышишь? Нацисты, подобные Роммелю или Тодту, в миллион раз лучше, чем промышленники, такие, как Крупп, и банкиры, все эти пруссаки. Их всех следовало бы загнать в душегубки. Всех этих фрайеров в жилетках.

«Но теперь уже эти джентльмены в жилетках

закрепились навечно, — не решилась произнести вслух Юлиана, — а вот твоих кумиров, Роммеля и доктора Тодта, вытянули на поверхность сразу же после прекращения военных действий для того, чтобы расчистить развалины, построить автострады, восстановить промышленность. Они даже позволили жить евреям, что было удивительно, но это была приманка, чтобы привлечь их к работе. Пока не наступил сорок девятый год… и тогда гуд–бай, Тодт и Роммель. На заслуженный отдых. Разве я не знаю всего этого, разве я не слышала об этом от Френка? Ты ничего не можешь рассказать мне о жизни под властью наци: мой муж был и есть еврей. Я знаю, что доктор Тодт был скромнейший и добрейший из всех когда–либо живших людей. Мне известно, что все, что он хотел сделать, это обеспечить работой, честной, достойной уважения работой миллионы отчаявшихся американцев с потускневшим взором, мужчин и женщин, копошившихся после войны в развалинах. Я знаю, что он хотел наладить приличное медицинское обслуживание, организовать курорты, где можно было бы провести свой отпуск, и построить приличное жилище для всех, независимо от расы. Он был строитель, а не мыслитель, и в большинстве случаев ему удалось создать то, что он хотел, — он фактически добился этого. Но…»

Одна мысль все время не давала ей покоя.

— Джо, эта книга, «Саранча…», разве она не запрещена на Восточном побережье?

Он кивнул.

— Так как же ты умудрился ее прочитать?

— Они ведь до сих пор расстреливают людей за то, что они читают…

— Все зависит от твоей национальности. Кроме того, я служил в союзнической армии.

Значит, так оно и есть. Пуэрториканцев, славян, например, поляков ограничили в их духовном развитии. Положение англосаксов оказалось намного лучше. Для их детей существовала даже система народного образования, они могли посещать библиотеки, музеи, концерты.

Но даже для них… «Саранча» была не просто недоступной книгой, она была запрещена, и для всех в равной степени.

— Я читал в уборной, — объяснил Джо, — и прятал под подушкой. Да и читал ее я потому, что она запрещена.

— Ты страшно смелый! — изумилась Юлиана.

— Да? — отозвался он. — Ты, похоже, подтруниваешь надо мной.

— Нет.

Он чуть расслабился.

— Вам здесь, ребята, легко. У вас безопасная, бесцельная жизнь, вам нечего совершать, не о чем беспокоиться. Вы вдали от основного потока событий, вы — осколки былого, верно?

Он насмешливо посмотрел на нее.

— Ты сам убиваешь себя, — вздохнула она, — своим цинизмом. У тебя одного за другим забирали твоих идолов, и теперь у тебя не осталось ничего, чему бы ты мог посвятить свою любовь.

Кивнув на книгу, Джо произнес:

— Этот Абендсен живет где–то здесь, неподалеку, в Майенне. Обозревает мир из такого безобидного места, что никому и в голову не придет. Прочти–ка о нем.

Быстро пробежав глазами текст на последней обложке, Юлиана повторила вслух:

— «Демобилизованный солдат, служит сержантом в морской пехоте Соединенных Штатов. Во время второй мировой войны ранен в Англии в бою с фашистским танком «тигр». Дом, где он писал роман, превращен им по существу в крепость».

Она отложила книгу и добавила:

— Я слышала, кто–то рассказывал, что он почти параноик: свое жилище он окружил колючей проволокой под напряжением, а ведь это где–то в горах, к нему и так не доберешься.

— Возможно, он и прав, что предпринял меры предосторожности, — сказал Джо. — Немецкие шишки от злости прыгали до потолка, прочтя его книгу.