Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:
Рита подошла к двери и повернулась, ожидая его.
— Я слышал об этом Готорне Абендсене.
На самом деле он впервые столкнулся с этой фамилией. Единственное, что он знал об этой книге, это то, что сейчас она очень популярна. Еще одна причуда, еще один пункт массового помешательства. Он поставил книгу на место.
— На беллетристику у меня нет времени. Я слишком занят работой.
«Секретарши читают эту дрянь, лежа дома в постели, перед тем как уснуть, — подумал он язвительно. — Это их возбуждает. Вместо того, чтобы заняться чем–нибудь настоящим, чего они боятся, а на самом
— Одна из этих любовных историй? — спросил он сердито, открывая дверь в коридор.
— Нет, — пояснила она. — О войне.
Пока они шли к лифту, девушка объяснила:
— Он пишет то же самое, что говорили мои родители.
— Кто? Этот Абендсен?
— Его теория вот в чем: если бы не этот убийца Джо Зангара, то Рузвельт вытянул бы Америку из депрессии и вооружил бы ее так, что…
Она замолчала, так как у лифта стояли люди.
Когда они ехали по ночному городу в «Мерседес–бенце» Уиндема–Матсона, девушка продолжала рассказ.
— Согласно теории Абендсена, Рузвельт должен был быть ужасно сильным президентом, таким же сильным, как Линкольн. Он показал себя за тот год, пока находился у власти. Об этом свидетельствуют все его начинания и планы. Книга, конечно, не документ. Я имею в виду то, что она написана как роман. Действие развивается так: Майами, он продолжает править страной, и в тысяча девятьсот тридцатом году его переизбирают, так что он президент до тысяча девятьсот сорокового года, когда война уже началась. Не понимаете? Он все еще президент, когда Германия нападает на Англию, Францию и Польшу. И он все это видит. Он заставляет Америку стать сильной. Гарнер был на самом деле дрянным президентом. Во многом из того, что произошло, повинен именно он. А затем, в тысяча девятьсот сороковом году, вместо избранного демократами Бриккера…
— Это согласно Абендсену, — прервал ее Уиндем–Матсон.
«Боже, — подумал он, взглянув на сидевшую рядом девушку, — прочтут какую–то книжонку и вот разглагольствуют!»
— Его гипотеза состоит в том, что в тысяча девятьсот сороковом году вместо сторонников политики невмешательства Бриккера президентом стал Рексфорд Тагвелл.
Чистое хорошенькое лицо Риты, освещенное уличными огнями, раскраснелось от волнения, глаза расширились, она говорила, размахивая руками.
— Он стал активно продолжать антифашистскую линию Рузвельта, поэтому Германия побоялась прийти на помощь Японии в тысяча девятьсот сорок первом году. Она не выполнила условия договора. Понимаешь?
Повернувшись к нему, крепко вцепившись в плечо, она почти что крикнула ему в ухо:
— Поэтому Германия и Япония проиграли войну!
Он рассмеялся.
Глядя на него, пытаясь отыскать что–то в его глазах — он не мог понять, что именно, да к тому же ему еще приходилось следить за дорогой, — Рита произнесла:
— Это совсем не смешно. Могло же получиться так, что Соединенные Штаты расколотили бы японцев и…
— Как? — поинтересовался он.
— Он как раз все это и изложил.
Она на мгновение замолчала.
— В форме романа. Естественно, там масса увлекательного, иначе люди бы не читали эту книгу. Там есть и герои — очень интересный поворот; существуют двое молодых людей,
— Послушай, а что он говорит о Пирл–Харборе?
— Президент Тагвелл был настолько предусмотрителен, что велел всем кораблям выйти в море. Поэтому флот Соединенных Штатов не был уничтожен.
— Понятно.
— Поэтому никакого Пирл–Харбора и не было. Они напали, но всего, что им удалось, — это утопить несколько мелких суденышек.
— Она называется? «Саранча…» — как там?
— «Саранча садится тучей». Это цитата из Библии.
— Значит, Япония потерпела поражение, потому что не было Пирл–Харбора? Но послушай! — крикнул Уиндем–Матсон. — Никакие события, подобные тем, которые пригрезились этому парню, вроде города на Волге, смело названному Сталинградом, никакая оборона не смогла бы добиться большего, чем некоторая отсрочка окончательной развязки. Ничто не могло повлиять на нее. Слушай. Я встречался с Роммелем в Нью–Йорке, когда был там по делам, в тысяча девятьсот сорок третьем году.
Фактически Уиндем–Матсон всего лишь раз, да и то издали, видел военного губернатора США на приеме в Белом доме.
— Какой человек! Какое достоинство и выправка! Я знаю, что говорю, — закончил он.
— Да, было ужасно, — сказала Рита, — когда на место Роммеля пришел этот мерзавец Ламмерс. Вот тогда–то и начались эти повальные убийства и эти концентрационные лагеря.
— Они существовали и тогда, когда губернатором был Роммель.
Рита махнула рукой.
— Но это скрывалось. Может, эти бандиты из СС и тогда творили всякие беззакония, но он не походил на остальных, он напоминал прежних прусских военных. Суровый…
— Я скажу тебе, кто на самом деле хорошо поработал в Штатах, — остановил ее Уиндем–Матсон. — Кто больше всех сделал для возрождения экономики. Альберт Шпеер, а не Роммель и не организация Тодта. Шпеер был лучшим из тех, которых партия направила в Северную Америку. Это он добился, чтобы все эти заводы, тресты и корпорации — все–все — снова заработали, и притом эффективно. Мне хотелось бы, чтобы и у нас здесь было что–нибудь подобное — ведь сейчас в каждой отрасли экономики конкурируют не менее пяти фирм, и при этом несут ужасные убытки. Нет ничего более глупого, чем конкуренция в экономике.
— Не знаю, я не смогла бы жить в этих жутких трудовых лагерях, этих поселениях, которые возникли на востоке. Одна моя подруга там жила. Ее письма проверяла цензура, и поэтому она не могла рассказать обо всем, пока не переехала снова сюда. Она должна была подниматься в шесть тридцать утра под звуки духового оркестра.
— Ты бы к этому привыкла. У тебя было бы чистое белье, одежда, жилье, хорошая еда, отдых, медицинское обслуживание. Что еще нужно? Молочные реки?
Его большой автомобиль бесшумно прорезал холодный туман ночного Сан–Франциско.