Медицина Древнего
Шрифт:
Звон столовых приборов оборвался. Над столом повисла такая тишина, что можно было услышать, как потрескивают свечи в канделябрах. Один из собеседников князя поперхнулся вином. Другой замер с вилкой на полпути ко рту.
— Вы оскорбили меня своими действиями, — я говорил размеренно, чётко выделяя каждое слово. — Мешаете моему делу, ставите препоны. Я слишком устал это терпеть.
Первым не выдержал тучный аристократ справа от князя. Рн фыркнул, брызгая слюной на скатерть. Его сосед подхватил смешок, и через мгновение весь
— Вы слышали, князь? — простонал один из собеседников, утирая выступившие от смеха слёзы. — Этот юнец…
— Мальчишка! — подхватил другой. — Против вас…
Буревестов поднял руку, и смех оборвался. Тонкая улыбка змеёй скользнула по его губам, но глаза остались холодными:
— Молодой человек, не позорьтесь, — в его голосе звучала снисходительная жалость, словно он отчитывал нашкодившего ребёнка. — Вы же понимаете, что проиграете?
— Тогда вам нечего бояться, князь.
Улыбка на его лице дрогнула. В глазах полыхнуло что-то тёмное, — уязвлённая гордость аристократа, чью храбрость поставили под сомнение прилюдно.
Я видел, как он оглядывается на своих спутников. Публичный вызов — удар по репутации, если откажется. Тем более от сопляка-графа, пусть даже и под крылом Бестужева.
— Что ж, — медленно произнёс Буревестов, — хорошо.
— Вы можете выбрать оружие, согласно дуэльному кодексу, — напомнил я ему.
Князь рассмеялся, его компаньоны подхватили смех.
— Убивать вас сразу скучно, — Буревестов поднял бокал, рассматривая вино на свет. — Да и что скажут, если я выйду против мальчишки, заведомо слабейшего? — он обвёл взглядом своих собеседников, словно ища у них поддержки. — Пожалуй, выберу клинок.
— Согласен, — кивнул я, даже не подумав.
Внутри всё похолодело. Тартар меня побери… На мне же проклятие — если возьму в руки клинок, единственное, что смогу сделать — это убить. А смерть Буревестова.
Я поморщился. Пётр Алексеевич Бестужев не из тех, кто прощает удары по своей партии. Он может сколько угодно недолюбливать князя, но статус требует защищать своих.
Сейчас мне меньше всего нужна открытая война с Бестужевым. Старый интриган слишком глубоко запустил щупальца в дела империи. Да и с наследством деда ещё не всё понятно — кто знает, какие рычаги давления он может использовать.
Нет, убивать Буревестова нельзя. По крайней мере, пока. Но как теперь выкрутиться из этой ситуации с клинком? Харибда меня дери.
Глава 16
Неделя пролетела, как вспышка молнии в ночном небе. После моего вызова князя Буревестова на дуэль мелкие пакости словно ветром сдуло. Работа по клинике наконец тронулась с мёртвой точки: исчезли сложности со стройматериалами, поставщики оборудования перестали юлить с ценами. Не всё сразу, конечно, но явный прогресс чувствовался.
Вечером у окна я
— Ты что творишь?! — голос Бестужева в трубке звучал так, будто он не говорил, а рубил слова топором.
— Ничего особенного, — я пожал плечами, хоть собеседник и не мог этого видеть. — Просто ставлю на место определённого человека, который решил, что может безнаказанно мешать моим планам.
— Зачем ты вызвал его на дуэль? — В голосе Петра Алексеевича прорезались стальные нотки.
— С этой самой целью — чтобы перестал мешать.
— Он отличный маг, Кирилл. Намного сильнее тебя, — в его словах звучало искреннее беспокойство.
— Так он выбрал бой на мечах, — парировал я.
— Ты не понимаешь! — Бестужев почти рычал. — Он и фехтовальщик отменный. А тебе артефакты использовать на дуэли нельзя. Ты проиграешь!
— Вообще-то, я тоже немного занимался фехтованием, — спокойно ответил я, вспоминая, сколько веков провёл с мечом в руке.
Повисла пауза. Я слышал, как Бестужев тяжело дышит в трубку.
— Хорошо, — наконец процедил он. — Я прибуду на вашу дуэль. Всё проконтролирую.
И связь оборвалась. До сих пор не понимаю, о ком на самом деле переживал князь обо мне или о Буревестове. Хотя плевать — главное, что пока не поднимал тему с наследством деда и не давил им на меня. Плохо то, что моя сделка по покупке щита застопарилась.
Я со вздохом посмотрел на часы — пятничный вечер медленно опускался на академию, и студенты постепенно стекались в общежитие, предвкушая выходные.
Дверь в комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге, тяжело дыша, стоял Тихон. Его волосы растрепались, лицо побледнело до синевы, а глаза… Глаза казались огромными от ужаса, как у загнанного зверька. Мелкая дрожь сотрясала его тело.
— Наконец-то появился, — я улыбнулся, откладывая телефон. — Ну что, тебя можно поздравить? Ты наконец-то стал мужчиной?
Тихон бросился ко мне, схватил с неожиданной силой за плечи и затряс:
— Кирилл! Кирилл, спаси меня!
Я мгновенно напрягся, готовый отразить атаку, но тут же расслабился, видя в его глазах не агрессию, а отчаяние. Он не приходил ночевать после той ситуации со Старообрядцевой, думал, что решил пуститься во все тяжкие.
— Что произошло? — спросил я, аккуратно освобождаясь от его хватки.
— Я… я… — он схватился за голову, взъерошивая и без того растрёпанные волосы. — Я не могу больше! Все ночи напролёт слушать, какой плохой ты, какие плохие мужики, что они все козлы, что она самая несчастная, что ей разбили сердце! — выпалил он на одном дыхании. — И это повторяется снова и снова, СНОВА И СНОВА!