Медленное угасание
Шрифт:
Тошико отодвинула свою тарелку к центру стола. Ей неожиданно расхотелось есть. Судя по побелевшему лицу Гвен, она тоже чувствовала себя не очень хорошо.
— А если они получают достаточно еды?
— Тогда не знаю, — Оуэн наколол на вилку кусочек жареного хлеба и отгрыз уголок. — Всегда есть возможность того, что они продолжают в том же духе, но я думаю, что это маловероятно.
— Почему? — коротко поинтересовался Джек.
— Потому что они не набирают вес, — Оуэн вилкой отрезал кусочек чёрного пудинга. — Они потребляют огромное количество калорий, и эти калории идут куда угодно, но только не
63
Около 3 кг.
— Я должен спросить, — сказал Джек, глядя на остатки чёрного пудинга на тарелке Оуэна. — Хотя, возможно, мне этого и не хочется. Но что такое на самом деле чёрный пудинг?
— Это разновидность колбасы, сделанной из смеси лука, свиного жира, овсянки и поросячьей крови, — ответил Йанто.
— Ладно, — медленно произнёс Джек. — Чёрный пудинг сделан из крови. Я понял. Всё правильно. Но бывает ещё белый пудинг.
— Ага, — осторожно подтвердил Оуэн.
— Тогда что это такое? То же самое, но сделанное из белых кровяных телец вместо красных кровяных телец?
— Это просто чёрный пудинг без крови, — успокаивающе ответила Гвен.
— Хотя раньше в него часто добавляли овечьи мозги в качестве связующего компонента, — добавил Йанто. — Вы будете есть этот чёрный пудинг?
— Думаю, я пропущу, — сказал ему Джек.
Рис проснулся от боли в животе. Как будто там были острые камни, которые тёрлись друг о друга, а его желудок оказался между ними, разорванный и кровоточащий.
Он согнулся пополам, натянув на себя одеяло и пытаясь снова заснуть, но это было бесполезно. Боль оказалась слишком сильна.
Боль? Это был голод. Он безумно хотел есть.
Гвен ушла ещё до рассвета, оставив у кровати чашку кофе, прежде чем направиться в свой драгоценный Торчвуд, а у Риса было хорошее прикрытие – он позвонил на работу и оставил сообщение о том, что попал в аварию и берёт несколько отгулов. Это казалось более мудрым, чем сообщать им правду. Он лишь надеялся, что никто не свяжет между собой тот факт, что Люси не пришла на работу в то же время, что и он, и не сделает вывода о том, что у них свидание или ещё что-нибудь.
Наконец он сбросил одеяло и, голый, направился через гостиную в кухню, прихватив с собой чашку с уже остывшим кофе. Они с Гвен жили на первом этаже перестроенного дома, поэтому никто не должен был заглядывать в их окна, и они жили в Риверсайде, поэтому, даже если кто-то и мог подсматривать за ним в окно, они были слишком воспитанными для этого. Он поставил чашку в микроволновку и подогревал её, пока кофе не стал достаточно тёплым, чтобы его можно было пить. Потягивая напиток, он подошёл к холодильнику, вытащил коробку с маргарином, снял крышку, вернулся в гостиную и плюхнулся на диван.
Что, чёрт возьми, происходит?
Выковыривая
Отскребая всё больше и больше густой жирной жёлтой массы от краёв коробки, Рис начал размышлять, как теперь выглядит его щека. Он не посмел посмотреть на неё предыдущей ночью. Долгие муки, которые они испытывал, когда зубы Люси впивались в его плоть и рвали её, породили у него ощущения, что он потерял всю щёку. Он боялся, что, взглянув на себя в зеркало, он увидит сквозь рваную дыру свои зубы и внутреннюю часть рта. Даже в госпитале он раздумывал, будут ли его оперировать – возможно, возьмут часть плоти с его бедра, чтобы заменить щёку, и он будет выглядеть, как живой паззл. Слава Богу, Гвен была там и успокаивала его. Боль была сильной, она пульсировала в его сердце, посылая усики мук к его лицу, пока не начали действовать обезболивающие. Но теперь... теперь не было ничего.
Возможно, у него умер нерв. Возможно, кожа по краям почернела. Он принюхался, пытаясь определить какой-нибудь признак гангрены, но он не знал даже, что пытается найти, и чувствовал лишь запах маргарина. Который, обнаружил он, взглянув на пустую коробку, закончился.
Теперь его желудок перестал болеть. Допив остатки кофе, Рис встал и пошёл в ванную. Его лицо в зеркале выглядело бледным. И ещё – худым. Он с любопытством протянул руку и пощупал у себя под подбородком. Там всегда чуть выпирал небольшой валик жира, эта полнота была с ним с самого детства, но теперь на месте соединения шеи с челюстью не было ничего лишнего. И сама линия подбородка гордо выделялась. Он улыбнулся. Он уже много лет не выглядел так хорошо. Если вообще когда-нибудь выглядел.
Рис подцепил ногтем прозрачный пластырь под глазом, прижимавший повязку к его коже, и на мгновение замер. В самом деле ли он хочет это сделать? Действительно ли он хочет увидеть, что под повязкой?
Прежде, чем он сам успел определиться, он оторвал пластырь от щеки. Он мягко отклеился, по пути чуть натягивая кожу. Повязка отвалилась, держась только на одной полоске пластыря внизу, у челюсти Риса.
Под повязкой оказался участок гладкой, розовой кожи, обезображенной лишь маленькими крестообразными шрамами в тех местах, где зубы Люси впились в плоть.
И он мог поклясться, что эти шрамы уменьшались прямо у него на глазах.
Официант убрал тарелки и принёс кофе. Пока он работал, никто не разговаривал. Тошико смотрела через окно на залив. Там останавливался маленький паром. Пассажиры стояли на палубе, ожидая, когда можно будет сойти на берег.
— Ладно, народ – какая связь между Марианной, Люси и парнем Гвен? — спросил Джек.
— «Клиника Скотуса», — ответила Гвен.
— И что это такое, если уж на то пошло?