Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
Я вкратце рассказал ему о том, как провел время у мистрис Барк, о ее наряде, гостеприимном внимании, поглядывая на указательный палец генерала, которым он все это время водил по воздуху, напоминая мне о микрофоне и подслушивающих нас людях.
— Чудесная женщина! Ей–богу, что там ни говорите, но есть в этих европейских дамах что–то такое неясное, почти неуловимое, чего, к сожалению, нет в наших женщинах. Вот даже ее горничная Зося, честное слово, товарищ генерал, в десять раз лучше самой хозяйки!..
— Договорился, —
Генерал одобрительно подмигнул мне и сердито продолжал:
— Ваша леди и понятия не имеет о том, как работают и как добиваются победы над немцами наши сестры и жены… «Что–то особенное, неуловимое»… — передразнил меня генерал и снова подмигнул, — подумаешь, великое дело, пьет с утра в постели шоколад, три раза в день принимает ванну, обливается духами, тут не то что она, а любая хавронья покажется богиней.
— Ну, это вы уже напрасно обижаете ее. Она и умна, и работает немало. Каждый день, по ее словам, пять часов она отдает журналистике.
— Ну, да бог с ней, вы лучше расскажите, какое она на вас произвела впечатление. О чем говорила, чем интересовалась? У меня все–таки большое подозрение… Кто она и что она?
— Смешно сказать, но она… — я фыркнул, — «космополитка», любит жизнь и весь мир. Восток и интерес к русской литературе — вот основные темы нашей беседы.
— Она не спрашивала вас о вашей работе?
— Что вы! Да и откуда она может знать о ней? Вы, товарищ генерал, начинаете здесь, за границей, болеть шпиономанией.
— Ну, не скажите… а забыли дом с «привидениями»? Тоже воображение?
— Нет, конечно, но это было на фронте, в другом конце земли. Перед нами стояли немцы, а тут…
— Ну, а как материалы?
— Я их еще не совсем обработал. На этих днях закончу доклад.
— Ну, ну, заканчивайте. Прячете его надежно?
— Еще бы! Можете быть спокойны, товарищ генерал! — ответил я. — Вот тут, в сейфе.
— А что это за книжка? — беря со стола подаренную госпожой Барк книгу, спросил генерал.
— Подарок, — многозначительно сказал я, — один из трудов моей новой знакомой.
— О–го–го! — засмеялся генерал. — Быстро у вас идет дело, дорогой друг, если темпы, — он иронически протянул, — дружбы будут столь же стремительны, то через месяц вы будете иметь полное собрание сочинений госпожи Барк. Однако что она настряпала в этой книжке, воображаю, какой это идиллический бред, судя по ее газетным статьям…
Тут он вдруг сделал изумленное лицо и, хитро улыбаясь мне, продолжал:
— Э–э, батенька мой, портрет да еще с надписью!.. А хороша, надо признаться, если только
— Она еще лучше, уверяю вас, товарищ генерал, я редко видел таких красивых женщин, — вставил я.
— Готов! — с сокрушением сказал генерал. — Пошел на дно и даже не барахтается, нет, положительно, вам нельзя больше видеться с этой сиреной!.. — сказал он.
Все это было разыграно так ловко и натурально, что слушавшие нас где–то за пределами нашего дома люди, несомненно, были в восторге от этой сцены.
— Что же она вам пишет такое? — сказал генерал. — Я что–то не разберу ее почерка, типично женский, мелкий, кудреватый и неразборчивый…
— Давайте я…
— Нет, нет, голубчик, разберусь… А–а, вот что–о, вот что… — и он медленно и внятно прочел написанные госпожой Барк слова: — «Может быть знакомому, может быть другу, а может быть и… На память об Иране. Август 1943 года». А может быть и… — повторил генерал. — Что означают эти многоточия?
— Не знаю, — сказал я.
Я действительно не знал, так как не успел еще даже раскрыть подаренной книги.
— А я знаю, — засмеялся генерал, — все ясно… а может быть и… — Он сделал паузу и громко произнес: —…и возлюбленному. Вот чего не договорила ваша журналистка, мой уважаемый Дон Жуан.
Говоря это, он взял со стола карандаш и быстро написал на бумаге:
«А может быть и… врагу… Умная и опасная особа эта Барк».
Я прочел написанные слова и молча кивнул головой.
— Ну, а как объяснила ваша леди эту фамилию в ее записной книжке?
— Очень просто, она, оказывается…
Но тут генерал перебил меня.
— Знаете ли что? Пойдемте лучше в сад… Страшно душно. Мы там, на веранде, посидим до обеда, а то я буквально истекаю потом.
И мы, шумно поднявшись, пошли к выходу.
— Черт побери, а я и не знал даже, какой в вас пропадает замечательный актер! — усаживаясь под апельсиновым деревом, сказал генерал. — Даже лицо, я уж не говорю об интонациях, переменилось.
— Постановочка такая, ведь какой режиссер–то! — сказал я. — Вы, пожалуй, любой спектакль можете поставить не хуже, чем в МХАТ, — и мы оба рассмеялись.
— Такое уж у нас дело, что надо уметь все и не теряться в любых условиях. А вы все это верно рассказывали о китайце, о нарядах хозяйки и прочем?
— Все правильно.
И я стал подробно рассказывать генералу о моем посещении мистрис Барк и о смутных подозрениях, возникших у меня при этом визите. Когда же я сказал о том, что Генриэтта Янковецкая здесь и что Эвелина Барк обещала на этих днях познакомить меня с нею, генерал даже присвистнул.
— Прекрасно, — сказал он, — итого, уже третья женщина появляется на нашем пути под этим именем. Отлично! — потирая руки, сказал он. — Вот теперь мы и разберемся, кто же, наконец, настоящая.