Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
Мы прошли уже ряд галерей, но лабиринт все еще продолжается, и если бы не Сеоев, то вряд ли я сумел бы выбраться из этого огромного и шумного торжища. Пройдя ремесленное отделение базара с его сапожными, портновскими и кузнечными рядами, мы выходим к месту, где торгуют продуктами питания. Здесь тоже галереи, но они шире и с просторными площадями (майданами), на которых возле наваленных горами арбузов, дынь, тыкв, яблок, огурцов и помидоров висят освежеванные туши быков, баранов, коз. Тут же вяленые кутумы, соленые окуни, судаки. Со стен свисают гроздья винограда, на земле стоят табахи (подносы)
Груши, яблоки, хурма, инжир, гранаты, кишмиш, рис, мешки с сахаром, фасолью, банки с медом, огромные бутылки с уксусом, соль, овес, ячмень — все это выставлено в рядах, перед глазами сотен медленно передвигающихся покупателей.
— Эй, эй, вот арбу–у–з так арбуз! — несется визгливый тенорок фруктовщика.
— Балух! Ой балух–балух! — перебивает его торговец рыбой, подбрасывая над головой огромного уснувшего судака.
Десятка три полудохлых рыб еле передвигаются в большой кадке у его ног. Покупатели суют руки в кадку, шумно спорят друг с другом, одновременно торгуясь с продавцом.
— Хур–ма! Пах, пах, пах, вот ханская хурма! — ревет над ухом третий.
— Аб–хордам (холодная вода)!
Надрываются продавцы воды, размешивая пальцами кусочки льда, плавающие в сосудах.
— Райская еда — кябаб!..
— Во–от купите люля–кебаб! — поет сидящий на корточках человек. Около него жаровня, на угольях жарятся нанизанные на вертела кусочки мяса и помидоров. Сок стекает прямо на дымящиеся уголья. Ароматный запах жареного разливается в воздухе. Вокруг стоят, облизываясь, голодные бедняки. Двое мальчишек, засунув в рот пальцы, глотая слюну, смотрят, как ловкие руки продавца заворачивают дымящееся сочное мясо в тонкий лаваш.
— Только десять шай за порцию! Только десять шай! — поет кябабщик. — Сам бы ел, да денег надо! — кричит волосатый продавец в грязном балахоне, похлопывая по кадке со льдом, в котором лежит его «султанский товар».
По базару, окруженные зеваками, медленно проходят два бородатых крестьянина. В руках — длинные однозарядные ружья, старинные «пибоди», стреляющие пулей весом чуть ли не в фунт. Это — охотники, жители Мазандеранских лесов. Впереди них плетется фигура, покрытая огромной пятнистой шкурой и увенчанная страшной головой тигра с оскаленной пастью. При ближайшем рассмотрении под шкурой тигра можно увидеть человека, изредка высовывающего наружу свое лицо.
Это — крестьяне, выследившие и убившие огромного зверя, который наводил панику на людей и скот в их районе.
Один из идущих впереди охотников останавливается, принимает воинственную позу и, потрясая ружьем, вдруг начинает кричать диким голосом:
— Правоверные! Люди!.. Сюда, сюда, скорее! Смотрите, смотрите!..
На его вопль сбегаются любопытные. Образуется большой и тесный круг.
Вращая белками глаз, охотник неистово кричит:
— Вот он, страшный зверь, пожравший сто и еще семьдесят коров и ослов в нашем районе!..
Слушатели испуганно ахают и галдят…
— …Вот тот кровопивец, который разорвал десять бедных мусульман, мирно живших в Мазандеране. Он не щадил никого… — высоким фальцетом кричит охотник. Ему вторит другой, в свою очередь потрясая допотопным
— Этот кровожадный зверь не пощадил даже самого муллу, не говоря уже о простых людях, которых он глотал просто, как пилюли…
Зеваки вздрагивают и жмурятся. Кое–кто в толпе улыбается.
— …Он рвал их на части, он терзал их, как злой дух, он мучил и тащил из них душу… — скороговоркой муками погибших устрашает слушателей рассказчик.
При этих словах облаченный в пятнистую шкуру полутигр, получеловек внезапно рычит, прыгает, беснуется, скачет и извивается, иллюстрируя этим поведение кровожадного зверя.
Кто–то в страхе взвизгивает, некоторые смеются, большинство же в полуиспуге, как зачарованные, сочувственно слушают удалого враля.
— Но мы, трое храбрецов, охотники со стальными мускулами и крепким сердцем, бросились на помощь правоверным… Три дня мы стерегли зверя, два дня следовали за ним, целый день бились бесстрашно с ним… и вот свирепый зверь убит нами, — кланяясь толпе, смиренно заканчивает рассказчик.
Второй охотник неожиданно вступает в дело.
— Взгляните, правоверные, на это чудовище, на его страшные ногти, на его острые зубы, на его кровавые глаза и подумайте, что стало бы с вами, если бы он встретил вас!
Все потрясенные молчат.
— А теперь возблагодарите аллаха за то, что он спас вас от неминуемой смерти и платите, что сможете, храбрецам.
Деньги сыплют в шапку первого охотника–краснобая, но он, видимо, недовольный сбором, укоризненно кричит:
— Не скупитесь во имя Алия! Суньте руки в карманы и бросьте сюда первую попавшуюся монету. Каждому, кто бросит, воздастся в сто раз больше.
— Не продадите ли вы ваш трофей, уважаемые господа? — раздается вдруг грудной женский голос, и, раздвигая толпу, выходит хорошо одетая дама, сопровождаемая лейтенантом.
— Да, да! Я к вам обращаюсь, доблестные нимвроды, — продолжает она, показывая на удивленно смотревших охотников. — Я хочу… ку–пить у вас шкуру этого ве–ли–колепного зверя, — раздельно говорит она, указывая пальцем в длинной шелковой перчатке то на пышный мех тигра, то на себя.
— Ин чи гофт?.. Чи михаит ханум? [5] — удивленно переглядываясь, спрашивают владельцы шкуры. Часть толпы зашумела, загалдела, замахала, догадываясь о предложении дамы, но дело от этого не идет дальше, так как никто из присутствующих, видимо, не знает английского языка.
5
Что она говорит?.. Что хочет госпожа?
— Как, однако, это скучно, Генри, жить в стране, языка которой не знаешь… — устало говорит дама, — да есть ли вообще здесь хоть один, кто мог бы помочь мне купить у азиатов эту чудную шкуру? — обводя глазами толпу, продолжает она. — Ах вот, русский офицер! Хотя ни вы, ни я не знаем русского языка, но, быть может, он в состоянии.
— Вряд ли, — лениво говорит лейтенант, похлопывая стеком по ноге.
— Я говорю по–английски, сударыня, и немного знаю персидский язык, — поднося руку к козырьку фуражки, сказал я. — Если позволите, переведу ваше желание.