Медвежьи невесты
Шрифт:
Поспевать за мужем было трудно. Наработавшись за день, хочется вдыхать таёжный воздух полной грудью, он — лучшее лекарство от усталости.
«Поспеши, поспеши», — слышалось в раскачивании крон.
И вдруг ветер, как необузданный медведь, посаженный забавы ради на цепь, порвал невидимую привязь, понёсся напролом, не разбирая дороги — только ветки затрещали.
— Скорее!
Избушка была уже совсем близко, но обезумевший вихрь мог подхватить и на пороге.
Юра втолкнул жену в избу, и едва успел захлопнуть
Фингал, учуяв опасность, забился по своему обыкновению под нары.
— Юр, а если дерево какое на нашу избушку упадёт? — забеспокоилась Нина.
— Не бойся, избушка наша за двести лет и не такое выдерживала, — как-нибудь устоит.
Кто бы мог подумать, что ураган остановится у ручья, точно тот был запретной чертой или невидимой стеной. Напрасно бился о неё ветрюга — только на том берегу наломал деревьев. Лишь три древние сосны, переплетённые корнями, устояли в низине под его натиском.
Юра окинул сокрушённым взглядом кладбище деревьев: сколько работы даром пропало! И почувствовал, нет, не обиду — какое-то опустошение, отозвавшееся в сердце укором: тайга предала его.
От участка, окорённого и сулившего немалую прибыль, почти ничего не осталось. Даже бочки со смолой, которые Нина успела наполнить за несколько дней, проведенных на Сенокосе, и те были завалены деревьями.
За смолой из Нижнего приехала бригада. Целый день расчищали дорогу, чтобы можно было пройти коню.
— Как чувствовал, взял ещё один участок у посёлка, — вздохнул Юра. — Видно, и правда, надо нам уезжать из Сибири.
То, что Юре казалось настоящим бедствием, для Нины было всего лишь неудачей, да и то сулившей скорую радость встречи с детьми. Участок у посёлка, она знала, муж не очень любил. Ей же, напротив, там работалось спокойнее: медведи так близко к посёлку подходить не решались.
Слово Юра сдержал, но и от тайги не отступился…
34
Нина давно мечтала пожить безмятежно месяц-другой в окружении близких людей на берегу реки в уютном домике с палисадником и садом.
Дом свекрови в Горьком казался Нине воплощением земного рая, здесь было всё, даже огромные чёрные вишни, из которых мать мужа варила вкуснейшее варенье со сладкой пенкой — приманкой для детей и ос.
В Сибири уже колобродил первый снег, кружил в воздухе полудождём-полуснегом и пугал холодами, а здесь ещё нежилось лето, не хотело уходить, но всё же приходилось отступать перед сладковатым осенним благоуханием.
Юра уехал на Урал обживать новое место, предоставив жене возможность поближе познакомиться с родственниками.
Нина видела свекровь только раз, когда полгода назад отвезла ей детей. Тогда засиживаться в Горьком было некогда, уже на следующий
Все три сестры, как и рассказывал Юра, были красавицы и очень похожи друг на друга, так что даже мать их путала иногда. Как ни странно, годы только усиливали эту похожесть, тогда как обычно время, накладывая на лица, как грим, слой переживаний, именуемый пресловутым жизненным опытом, усиливает различия, словно желая отдалить близких людей друг от друга.
Понравилась ли им новая родственница — Нина не могла дать однозначный ответ на этот вопрос. Как-то Юра обмолвился, что сёстры его были близкими подругами с Тамарой и, вероятно, чувствовали себя теперь предающими уже тем, что вынуждены гостеприимно привечать в своём доме вторую жену, и пусть натянуто, но всё же улыбаться. Дружба дружбой, а брат, конечно, дороже. И всё же в их отношении к Нине оставалась какая-то неловкость.
Вероятно, причиной тому был портрет. Тщательно выполненный карандашом, в простой, но безупречной деревянной раме (и в самой работе и в её оформлении Нина сразу узнала руку мужа).
На белом листе бумаги была изображены молодая женщина с картинно разбросанными по плечам тёмными волосами, чуть раскосыми глазами и капризной линией губ.
— Вы ведь художник? — спросила как-то, как говорится, ни с того ни с сего, соседка.
Просто встретились случайно на улице.
Она же никогда ни о чём не спрашивала, и вдруг… Но сама неожиданность вопроса заставила Юру улыбнуться: значит, неприступная пава-соседка размышляла о нём.
— Можно сказать, и так, — не стал оспаривать Юра.
Личико соседки, на котором обычно все чувства скрывало паранжой — не иначе как показное — безразличие, оживилось и даже порозовело.
— А вы могли бы нарисовать, к примеру, меня? — в вопросе не было ни кокетства, ни смущения, и это снова подкупило Юру.
— С удовольствием, — обрадовался Юра возможности остаться с соседкой наедине хотя бы на полчаса и лукаво повёл бровью. — Только сможете ли вы сидеть без движения так долго?
— Очень долго? — насторожилась и как будто даже расстроилась соседка.
— Если писать маслом, то да, — не стал скрывать Юра. — А если карандашом, то не очень.
— Тогда карандашом, — соблаговолила соседка.
Красивым было, скорее, само творение художника, чем изображённая на портрете.
Рисунок, а не натурщица.
Нина тем не менее почувствовала укол ревности, инстинктивно угадав, чей портрет висит в гостиной.
Странно, почему она не заметила его в прошлый раз. Видимо, потому, что спешили, и было не до случайного соприкосновения с прошлым.