Мегафон
Шрифт:
— Я знаю миссис Эстовиа, и мисс Паулу, и Анджело.
— Так вот, на прошлой неделе Канарелли взял с миссис Эстовиа двенадцать долларов, а сегодня, сейчас, забрал еще десять. Я сама видела, как она их уплатила.
Физиономия О’Шина просияла. Он козырнул.
— Благодарствуйте, мисс. Уж и не знаю, чем смогу вам отплатить за одолжение. Вы уж, конечно, ближе к боссу, чем я, но ежели вам когда-нибудь в этих делах понадобится дружеская рука… — Он снова козырнул, — Диннис О’Шин к вашим услугам.
4
Когда мисс Стотт
— Послушайте, Мирберг, вы в самом деле допускаете, что я могу пройти на этих выборах?
— У меня предчувствие, — кивнул адвокат.
— И вы поставили на него семьсот пятьдесят долларов?
— Я всегда верю в свои предчувствия.
— Вы же человек рассудительный.
Мирберг ответил не сразу.
— А скажите, — проговорил он, наконец, — как вы думаете, когда в ходе эволюции у первого животного развился первый на свете глаз, его сотоварищи, без сомнения, вопрошали, топчась вокруг: «Ведь ты же разумное существо, почему ты воображаешь, будто видишь?»
Мисс Стотт улыбнулась:
— Боюсь, что вы не только идеалист, но и мистик.
Их разговор прервали крики мальчишек-газетчиков, оравших на всю улицу:
— Обнаружена таинственная бомба… Забастовщики оружейного завода подложили адскую машину… Красные пускают в ход взрывчатые вещества на территории оружейного завода…
Каридиус кивнул одному из мальчишек, и все трое — адвокат, политик, и мисс Стотт — купили газеты. Каридиус пробежал глазами первую страницу.
— Непонятно, почему это приписывается красным!
— Потому, что мальчишка продал нам «социалистическую» газету, — объяснил Мирберг. — В консервативной было бы сказано, что это дело рук забастовщиков, а в радикальной — что полиция подстроила все дело, чтобы взвалить вину на красных.
— Знаете что, это произошло в Восьмом районе. Пойду-ка я туда, выступлю с речью и скажу, что, по-моему, это сделали красные. Может быть, это даст мне несколько голосов.
— Ну, разумеется. А кстати, не забудьте выступить и перед штрейкбрехерами, которым можно сказать, что это учинили забастовщики. Тогда, по крайней мере, все стороны придут к заключению, что вы человек прозорливый и что вам место в Конгрессе.
Каридиус рассмеялся, помахал рукой неугомонному Мирбергу и направился в Восьмой район. Шел он один, так как мисс Стотт предпочла общество Мирберга. Дорогой он продолжал просматривать газету: нет ли каких-нибудь подробностей, указывающих на то, что бомбу могли подложить штрейкбрехеры. Он обдумывал, как построить свою речь; надо решительно напирать на то, что забастовщики тут не при чем, и лишь слегка намекнуть, что это дело рук их противников-штрейкбрехеров. Такая постановка вопроса вполне правильна. Всякая речь, с которой выступаешь, преследует, собственно, одну цель — приобрести сторонников.
Вдруг
Возле одного из этих домиков стоял человек, наружность которого показалась Каридиусу знакомой. Стараясь скрыть смущение, он уже собирался обратиться к человеку с безличным «вы» и избытком любезности сгладить свою забывчивость, как вдруг вспомнил, кто это, и радостно воскликнул:
— Кого я вижу! Да это же Джим Эссери!
— Он самый, — улыбнулся Эссери и переложил бумажный сверток из правой руки в левую, чтобы поздороваться с Каридиусом.
— Мы не виделись с тобой с тех пор… тех самых пор, как вместе учились в школе. Я и понятия не имел, что ты в нашем городе. — Каридиус говорил все это тем теплым, но ни к чему не обязывающим тоном, каким всегда возобновляются школьные знакомства.
— Я работаю здесь в исследовательской лаборатории, — объяснил Эссери.
Каридиус заметил, что пальцы его школьного товарища в пятнах, а глаза слегка воспалены.
— Где — здесь?
— В Рэмбург-Норденской компании военного снаряжения.
— Вот как?.. Ты, значит, пошел на исследовательскую работу… великолепно… интересная жизнь… расширяешь, так сказать, границы человеческого знания…
— Гм-м, да, разумеется, — без энтузиазма согласился химик.
— Как же у тебя подвигается работа?
— Ничего, подвигается.
Каридиус сочувственно взглянул на школьного товарища.
— Ты что… недоволен?
Мистер Эссери нагнулся и осторожно положил наземь свой бумажный сверток.
— Да нет, доволен… сейчас я работаю над строением атома.
Каридиус кивнул с тем понимающим видом, который всегда принимает непосвященный, понятия не имеющий о том, о чем ему говорит специалист.
— Это, должно быть, страшно интересно. Строение атома… как же. Ну, я очень рад, что повидал тебя, и мы непременно будем встречаться, — сказал Каридиус, повторяя штампованную фразу, которую надлежало понимать так, что они встретятся опять не раньше, как через десять лет.
— Знаешь что, — вдруг заговорил Эссери, — у меня тут небольшая собственная лаборатория, сейчас за углом, я там и живу. Если ты свободен, я хотел бы показать тебе, над чем я работаю.
— Н-не скажу, чтобы я был свободен. Мне нужно на завод, повидать кое-кого… Очень сожалею… А ты давно здесь, в городе?
— С самого окончания колледжа.
Каридиус разинул рот в неподдельном изумлении.
— Что ты говоришь! Все время здесь!
— Да, все время здесь, в Рэмб-Но. — У Эссери вырвался короткий, невеселый смешок.
— Это просто невероятно! Наш город — сущий океан! В Тексасе легче встретить человека, чем в Мегаполисе.
— Не знаю, — серьезно ответил Эссери. — Для этого надо было бы сопоставить число жителей нашего города и, скажем, число квадратных акров земли в Тексасе, тогда можно было бы установить соотношение. Трудно сказать, какой бы получился результат.