Механический Зверь. Часть 4. Мастер тысячи форм
Шрифт:
Причин для такого бережного отношения Лаз видел три. Во-первых, броня, созданная не из металла, а из самой настоящей чешуи какого-то животного, могла быть очень дорогой. По крайней мере прочность каждой из чешуек была довольно высокой, на уровне неплохого качества стали при куда меньшем весе, к тому же неведомый зверь мог быть очень редок. Так что было вполне вероятно, что на этой базе имеется лишь ограниченный запас материалов для починки. Во-вторых, этот доспех, как Лаз предполагал в отношении мага рыболюдей, могла быть символом статуса, своеобразным знаком отличия, даруемым за какие-нибудь серьезные заслуги или что-то еще в том же духе. Однако против этих двух вариантов можно было придумать немало доводов. К примеру, тот солдат, на котором Лаз приехал в лазарет, вовсе не был похож на ветерана,
Так что самым вероятным Лазу казался третий вариант. Эти доспехи были ценными для каждого солдата лично, потому что материалы для них они добыли сами. Воображение быстро нарисовало картину молодого рыболюда, который, в качестве доказательства своей силы и храбрости в одиночку, с одним трилистным мечом в руках, бросается в атаку на огромную чешуйчатую рыбину. Вряд ли это происходило именно так, но эта версия по крайней мере не имела ярко выраженных дыр. Хотя причина, по которой правительство рыболюдей отправило в подобную экспедицию новобранцев в хорошей, но совершенно точно не лучшей броне, Лаз все равно не понимал.
И вообще в быте этого народы было много такого, что заставляло его образно говоря хвататься за голову. Пока раненный рыболюд отлеживался в лазарете, Лаз по-тихому соскочил с его доспеха, рассудив, что при ремонте его маскировка точно будет раскрыта. Пришлось, правда, принять совсем уж миниатюрную форму, чтобы не быть замеченным, из-за чего тельце крошечного водяного жучка то и дело скручивали приступы сильнейшей боли, но к чему — к чему, а к боли Лаз давно привык. Не то чтобы это можно было назвать достижением, но все-таки.
Малюсенький жучок длиной лишь чуть больше милиметра, сознание человека в котором умещалось лишь сверхъестественной силой магии был невероятно медленным, неуклюжим и слабым. Проплывающие мимо рыболюди поднимали самые настоящие шторма, а с почти незаметными для жителей макромира водными течениями приходилось бороться словно с бурной стихией. Однако обнаруживать себя Лаз пока не был готов. Так что, превозмогая боли в рвущейся из крошечного тельца душе и сражаясь с тихими водами купола, он занялся сбором информации о местных обитателях.
И, как уже упоминалось, не раз и не два ему хотелось принять человеческий облик просто чтобы воскликнуть: «Что происходит!?» К примеру, ему удалось выяснить, что едят рыболюди в своих столовых. И той красно-фиолетовой кашицей оказались переработанные тушки пущенных на опыты мутантов. Естественно не все подряд, только те, что не использовались в каких-то специфических опытах и только определенные части тел. Сам Лаз, может быть, и не имел права выступать по этому поводу, ведь и сам три года питался по-звериному: сырым мясом, корешками, травой и жуками, в зависимости от того, каким животным был в конкретный момент. Да и у людей имелся опыт поедания сырого мяса, причем иногда такие блюда возводятся в разряд настоящих деликатесов. Однако есть и нахваливать бывших мутантов, мясо которых Лаз пробовал и на его вкус оно в большинстве случаев было отвратительно, да и к тому же на которых парой сотней метров ниже ставят самые разные опыты…
Другой «занимательной» деталью быта рыболюдов были особенности их субординации. Лаз успел достаточно изучить население этого купола и для себя разделил всех его обитателей на четыре категории. Военные: солдаты и пятеро, считая того самого, с конвоем которого он попал в купол, магов. Они в куполе отвечали за доставку новых подопытных кроликов и обеспечение безопасности и порядка. Охотники, армия и полиция в одном лице. Ученые: рыболюди, занимающиеся той или иной исследовательской работой непосредственно с животными. Рабочие: те, что принимали партию мутантов, были именно такими. Также к этому классу относились медсестры,
Казалось бы, ничего особенного, вполне нормальный состав, на любой подобной человеческой базе все было бы точно также. Однако интересным было то, что представители разных категорий сознательно старались не пересекаться и вообще игнорировать друг друга, если того не требовали их прямые обязанности. И при этом не ощущалось никакого неравенства между сословиями, когда двое рыболюдей из разных категорий встречались по делу, они совершенно мило и расслабленно общались, но стоило исчезнуть причине встречи, как они уже словно и не знали друг друга. Перевязав ногу солдату и милейшим образом улыбнувшись, медсестра больше ни разу на него не посмотрела, как и сам парень, несмотря на то, что девушка ему точно понравилась. Накладывающие еду в столовой рыболюди могли перекинуться с посетителями парой фраз, но стоило человеку иного сословия отойти от позиции раздачи, как ему словно затыкали рот. И так было со всеми и всегда. И на этот раз Лаз не мог придумать ни единой хоть сколько-нибудь убедительной причины для такого поведения.
И таких примеров, может быть не настолько масштабных, но все равно странных или даже абсурдных, было еще множество. Тем не менее, если говорить в общем, рыболюди Лазу нравились. Да, у них были свои заскоки, совершенно непонятные людскому сознанию (ну кто при встрече со старым знакомым начнет с довольным видом тереть своего друга по черепу?), но при этом было и много такого, в чем Лаз угадывал совершенно человеческие черты. К примеру, один из клерков, то ли от нечего делать, то ли в отместку за что-то, применил к одной из дощечек для записи слабое заклинание псионики, из-за чего материал, на котором предполагалось писать, стал слишком твердым, после чего с невероятно довольным видом передал эту дощечку коллеге. По скромному мнению Лаза такой себе розыгрыш, но это не отменяло факта, что рыболюдям не был чужд юмор и они умели и любили шутить, пусть даже так неуклюже. Да и в разговорах Лаз то и дело слышал вполне человеческий, с поправкой на особенности подводной речи, смех. Язык он конечно не понимал, но шутки точно имели место.
Они, несмотря на свой явно хищный рацион и довольно угрожающий арсенал акульих зубов, не были жестокими. Зверей убивали максимально гуманно, а все опыты проводили лишь дав животным какой-то местный аналог наркоза, если, конечно, эксперимент не требовал обратного. И пусть они и ссорились между собой, в большинстве случаев после того как спорщиков разнимали, кто-то из двоих приходил ко второму извиняться и Лазу в очередной раз приходилось наблюдать процесс потирания голов.
Он уже решил, что когда вернется к ребятам, то они вместе обязательно придут сюда открыто и предложат рыболюдям мир. Тем более что им всем было чему поучиться друг у друга. Изначальное замеченное Лазом отсутствие у рыболюдей представления о магии трансформации, даже в ее зачаточном виде, полностью подтвердилось. Насколько ему удалось понять, все проводимые исследования были направлены на одно: понять, почему существа южного континента вообще способны достигать таких размеров и что является причиной их мутаций. То есть не только о трансформации, но даже об энергии Зверя тут не были ни слухом, ни духом. Так что у него было, чем их удивить.
С другой стороны, Лаз так и не смог найти ни одного рыболюда, практикующего стихийную магию. Да, настоящих магов было лишь пятеро, но из двух с небольшим тысяч жителей купола магией в той или иной мере владело минимум процентов пятнадцать. И все три сотни были псиониками. Похоже это была особенность их душ и стихийниками рыболюди не могли быть в принципе. Однако при этом они смогли добиться в псионической и артефактной (должно же было что-то поддерживать этот огромный купол и зоны аномалий вокруг) магии просто невероятных результатов, опережающих человеческий род на многие десятки, если не сотни лет. И их искусству Лаз бы тоже с удовольствием поучился.