Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография

Шульман Лео

– Зачем? – испугался Вилен.

– А я откуда знаю? – улыбнулся староста.

– Не ходи, – сказал ему Серега Шевчук.

Но неизвестность пугала Вилена сильней любого наказания. Неделю он попробовал пожить в неизвестности, не смог и пошел к Левушкину.

– Ты куда пропал, Хорошокин? – радостно спросил замдекана. – В сентябре подал заявление на общежитие и исчез.

– Исчезнешь тут, – покаялся Вилен.

– Вот скажи мне, Хорошокин, почему вы мне на стол послали эту зеленую гадость, не могли что-нибудь получше послать.

– Это не я, Павел Владимирович, – испугался Вилен. – Я бы армянский пять

звездочек послал.

– Знаю, мне официант сказал, что от Степаночкина, 125-я группа. На Новосеменовском пока мест нет, могу предложить на Маресьева восьмую дополнительную кровать с тумбочкой.

– Спасибо, Павел Владимирович, я, кажется, скоро женюсь, а пока перекантуюсь у друзей.

– Ишь ты какой шустрый, не рано ли?

– Сам не знаю.

– Ну сам и смотри, а про пять звездочек я запомнил.

* * *

ТММ расшифровывалось как теория машин и механизмов, или тут моя могилка. ТОЭ расшифровывалось просто: теоретические основы электротехники, но тоже могло стать для Вилена могилкой.

Преподаватель ТММ Богоявленский считал, что правильно посчитать и начертить курсовик с первого раза может только он. Остальные или откуда-нибудь его содрали, или кто-то за них это сделал. Поэтому он брал чертеж вверх ногами, говорил, что механизм работать не будет, и отправлял студента все переделывать. Иногда самые смелые студенты указывали на перевернутый чертеж, тогда чертеж правильно укладывался на стол, и оказывалось, что механизм все равно работать не будет. И только Студент Шевчук смог убедить Богоявленского в обратном и сдать курсовик с первого раза.

Вилен сдал курсовик с третьего раза, потому что при правильном втором рассмотрении оказалось, что механизм действительно работать не будет. Экзамен был тоже сдан с третьего раза. Не давались Вилену реальные редукторы, шестеренки и червячные пары, то ли дело абстрактные электроны, которых никто не видел. Но благодаря заваленному экзамену Вилен несколько дней пожил в настоящей коммунальной квартире.

Позвал его туда тоже заваливший ТММ Женя Кирпичкин. Он жил в одной комнате со своей мамой в коммуналке сталинского дома. В квартире обитало еще пять семей, и в туалет, и в ванную Вилен ходил по команде Жени. Пить чай на кухню они тоже ходили по команде. Чувствовалось, что постояльцы вынуждены жить дружно. За два дня, проведенных в коммуналке, вежливость, дружба и предупредительность так напрягли Вилена, что он дал зарок никогда не жить в коммунальной квартире и сдержал его. Женя, с которым они успешно готовились к пересдаче, сказал, что их квартира не худший вариант.

В теоретических основах электротехники механизмов не было, но было очень много электронов, и в курсовом проекте их число на выходе должно было совпадать с числом на входе. У Вилена это никак не получалось.

– Ты собираешься сдавать сессию? – спросил Вилена за пять дней до ее начала Серега Шевчук.

– Собираюсь, если курсовик сдам, – ответил Вилен.

– Как ты его сдашь, если ты десятый раз считаешь, а у тебя вход с выходом не сходятся и не сойдутся.

– Почему это не сойдутся? – обиделся Вилен.

– Потому что ты считаешь с начала, а нужно считать с конца. Раз ты знаешь, что посчитал неправильно, значит, ты знаешь, как должно быть правильно.

– Ну да, – сказал Вилен.

– Вот и пойди с правильного

в обратную сторону и сразу найдешь, где ошибался, когда шел в прямую сторону.

Вилен так и сделал, быстро нашел ошибку, сдал курсовик и сессию. Все-таки Шевчук был не обычным студентом.

После ТОЭ уход в солдаты Вилену больше не грозил. К этому времени его группа уже была прорежена наполовину. Уволили за неуспеваемость даже старосту Толю Ефрейторова, но в армию его не взяли, потому что он уже там был, а два раза одним и тем же не наказывают. Поэтому в наказание его перевели в электротехнический институт и сделали там опять старостой и даже отличником. Последним из группы ушел в армию Игорь Трясинин. До института Игорь учился в закрытом интернате с углубленным изучением английского языка, а последние два года в знаменитой математической школе, которую окончил математический гений, доказавший теорему Ферма.

– Как вам не стыдно, Трясинин, – говорила преподаватель математики, когда Игорь в очередной раз получал двойку по контрольной. – Вы позорите нашу 30-ю школу, чтобы я больше этого не видела.

Приходилось студенту Шевчуку сидеть рядом с Трясининым, и Трясинин вдруг легко решал контрольную. Так его и тянули вся группа и его родственница, работавшая в институте. На экзамены и зачеты таскали его по очереди, если могли его найти. Найти его было очень просто. Нужно было в любом месте города откупорить бутылку 33-го портвейна, и через три минуты появлялся студент Трясинин. Тянули его до третьего курса, но потом силы иссякли и у Трясинина, и у группы.

И тогда Игорь Трясинин спросил у Вилена: «Как ты думаешь, армия меня исправит?»

– У тебя же три завала.

– Это фигня. Мне помогут, – сказал Игорь.

– И на экзамены за тебя сходят?

– Значит, мне в армию идти?

– Иди, может, оттуда не выгонят? – сказал Вилен и испугался – все-таки совет был очень ответственный.

Трясинин обрадовался принятому за него решению и отправился в стройбат, откуда через два года вернулся тонким и звонким, восстановился в институте и успешно его закончил.

Правда, каждый раз при встрече с Виленом, пенял ему на два потерянных года.

«Иногда, оказывается, надо два года потерять, чтобы шесть заработать», – думал про себя Вилен и не обижался.

Точные науки Вилену давались намного легче, логика их построений вливалась в голову Вилена, как днепровская вода в рукотворное Кременчугское море, и, как его вода, надолго в ней застаивалась, уж на пять дней, которые давались на подготовку к экзаменам, точно. Поэтому все точные науки были сданы, оценки за них слились во что-то среднее и скучное, а воспоминания о них обмелели и поросли ряской, как то же Кременчугское море.

Самых больших успехов Вилен достиг в науках общественных. Общественные науки должны были помочь институту выпестовать из студента не просто инженера, а инженера советского. Советский инженер обязан был знать историю коммунистической партии, марксистко-ленинскую философию, марксистко-ленинскую политэкономию, а венцом всего был марксистко-ленинский научный коммунизм – предмет, объясняющий, почему реальный коммунизм может быть построен только советскими инженерами. Самым интересным предметом был научный атеизм, но он шел факультативом. По всем этим предметам у Вилена было твердое «отлично».