Мельница желаний
Шрифт:
– Бейте его, ребята! Не жалейте проклятого оборотня! – как будто издалека, донесся до него крик Антеро.
Ильмо попытался подняться и потянулся к ножнам, но ему не позволили сделать ни того, ни другого. Народу за калиткой притаилось немало – к поимке оборотня родичи отнеслись со всей добросовестностью. Некоторое время Ильмо ожесточенно пинали ногами, пока он не утратил полностью волю к сопротивлению. Потом, отняв нож и содрав с него зачем-то рубашку, Ильмо поволокли на задний двор и швырнули в ледник – глубокий холодный погреб для хранения свежей рыбы. Ильмо упал прямо в нарубленный
Первым его чувством была глубокая обида. На Антеро, который подло заманил его в ловушку, на родичей, проявивших такую черную неблагодарность, и вообще на несправедливость мира. Ильмо ощупал лицо – губы распухли, глаз заплыл, во рту было солоно от крови. «Но за что? – все никак не мог понять он. – Неужели только из-за лживых предсказаний проклятой Локки? Я избавил род от огромной опасности, а они бросили меня в эту ледяную яму!»
Ильмо кое-как поднялся на ноги. Все его тело отозвалось резкой болью. Он ощупью нашел лесенку наверх и попытался приподнять крышку ледника, но ее, вероятно, чем-то приперли сверху. Тогда он спустился вниз, сел на нижнюю ступеньку и принялся ждать. Вряд ли, подумал он, Антеро захочет похоронить меня тут заживо безо всяких объяснений. К тому же ему был обещан не лед, а костер.
Вскоре Ильмо понял, что в леднике не просто холодно. Из темноты на него накатывали волны мороза, до боли жаля голое тело. «Великий герой, убийца туна, замерзает в яме с мороженой рыбой», – с горькой насмешкой подумал он. Он обхватил себя руками и съежился, пытаясь сохранить последние остатки тепла. Снаружи глухо доносились возбужденные голоса.
Наконец наверху раздался шум приближающихся шагов, и крышка распахнулась. Сначала Илмо увидел факел, потом – знакомое старушечье лицо, костлявое и скуластое. Узкие глаза бабки, спрятавшиеся в морщинах, блестели торжеством. У висков покачивались оловянные лягушачьи лапки.
– Попался! – прошипела Локка. – Хвала предку, удалось тебя сюда загнать, похъёльский выродок!
– Это кто тут выродок! – Ильмо вскочил на ноги. – Ты за словами-то следи, бабка…
Локка отшатнулась, выставляя вперед факел.
– Не подходи, на мне охранные чары! Я тебе не девка, меня зачаровать не выйдет!
– Пусть тебя леший чарует, старая коряга, – сплюнул Ильмо. – Что вы на меня набросились? Или не видели, что я привез?
– А как же! По костяному кантеле тебя, упыря, и опознали. Ты куда девок дел? Утопил али сожрал? Даже невесты своей не пожалел, вражье семя!
– Каких еще девок? – изумился Ильмо. А потом догадался.
– Это был не я! – закричал он так, что Локка снова шарахнулась наружу. – Девушек погубил Рауни, Похъёлец, а я его убил! И кантеле забрал в доказательство, чтобы вам показать…
Локка издевательски засмеялась. Она держала факел перед собой, и ее лицо стало совсем неразличимым в его пламени.
– Ври дальше. Айникки сама на тебя показала.
– Как?!
– В бреду только тебя, душегуба, и поминала. «Пусть Ильмо и меня заберет к себе под воду, в царство Велламо!»
– Она решила, что меня тоже убили, – пробормотал Ильмо. – Боги,
– Вот-вот, – поддакнула Локка и крикнула куда-то за спину: – Он во всем признался!
– Эй, погоди, я ни в чем не признавался! Вы что там затеяли?!
– А сожжем тебя, голубчика, во славу богов, перед светлым ликом предка. Девки уже плетут тебе соломенную рубашку, чтобы душе твоей легче было с телом расставаться…
– Позови Антеро! Где старейшины? Хотя бы выслушайте меня!
– Выкручиваешься? – Локка снова засмеялась. – Нет уж, не надейся. Больше никаких мороков. Наденем тебе на голову мешок, окурим можжевельником и ничего ты родичам не сделаешь. Зло надо вырывать с корнем, выжигать, как сорную траву. И впредь так будем поступать со всеми, кто волей или неволей попадет под власть Похъёлы! Человек погибает, а род остается!
Свет факела потускнел, лицо Локки пропало в темноте.
– Ровно в полночь, во славу Укко и матери Ильматар, отправим тебя прямо к Мане, – донеслось снаружи, и крышка ледника с грохотом закрылась.
Ильмо остался в темноте, скрипя зубами от ярости. Но теперь он был зол главным образом на самого себя. «Дурак, дурак! – бормотал он. – Почестей, благодарности захотел! Так будут тебе и почести, и слава, и жаркий костер в твою честь, и веселая тризна! И девки на твоих проводах споют и спляшут! Ах, бедная Айникки! Она ведь знает, что это был не я! Но разве Антеро ее послушает? Я ему давно был как заноза в пятке, вот он от меня и избавился. Зачем же я поехал сюда один? Почему не дождался Вяйно?»
Ильмо обреченно уселся на нижнюю ступеньку. Когда же он, утомившись бесплодной злостью, успокоился, то его посетила простая, как грабли, мысль – до полуночи он тут не досидит, потому что замерзнет насмерть.
Говорят, в землях саами ночь длится всю зиму. Ильмо казалось, что такая ночь пришла и для него. Он пытался двигаться, чтобы разогнать по жилам кровь, и тогда холод отступал, но вскоре снова возвращался. Потом Ильмо из последних сил стучал в крышку ледника и кричал, пока не охрип. А тем временем пропахший рыбой лед понемногу сосал из него тепло и вместе с ним жизнь. Потом Ильмо стало все равно. Он съежился на нижней ступеньке и вскоре заснул. И больше холод его не мучил.
…Ильмо снилось, что он стоит на берегу лесной реки и глядит в черную воду. А оттуда, из темных глубин – вроде и близко, но не дотянешься, – смотрят на него покойные отец и мать.
– Вышли бы! – позвал их Ильмо.
Но родители только качали головами, грустно глядя на сына. Ильмо пригляделся и увидел, что их тела оплетены водорослями, которые удерживают их под водой. Вдруг рядом раздался всплеск, словно кто-то ударил по воде веслом, и родители Ильмо скрылись в черной придонной мути. Ильмо поднял глаза и увидел, как по темной воде плывет огромный белый лебедь. «Оборони меня, Ильматар! – ужаснулся Ильмо. – Да это же Манала, река мертвых! Прочь отсюда!» Но не мог сделать ни шага – только смотрел, как по черной воде разбегаются узоры льда, сплетаясь в морозную паутину. С беззвездного неба полетели редкие снежинки. Каждый вздох обжигал, до того студеным стал воздух.