Мельница желаний

Гурова Анна Евгеньевна

Рауни посмотрел на Йокахайнена, и тут его взгляд на миг прояснился, стал острым и ненавидящим.

– Ты пожалеешь о своем предательстве, Йо, причем очень скоро!

– Ты сам послал меня на смерть, – хладнокровно ответил Йокахайнен. – Я проиграл, и теперь у меня новый учитель. Более сильный, чем ты.

– Ах, более сильный?!

Тун выплюнул короткую шипящую фразу, и… время остановилось. Вспыхнул белый свет, болью ударил по глазам. Побелел и с сухим треском лопнул кувшин на столе. Стены, пол,

стропила – все мгновенно поросло зубчатыми белыми иглами льда. Изба изнутри стала девственно-белой и чистой. Лежащий на полу Тиира обратился в ледяную статую.

Ильмо показалось, что ему под кожу вонзились мириады ледяных шипов, и он вот-вот разорвется осколками льда, как вода в кувшине. Но ничего худшего с ним не случилось. Когда белая вспышка погасла, он все так же сидел, упираясь спиной в покрытую инеем стену, и лед жег ему голые ладони.

Рядом выругался враз охрипший Ахти.

– Мог бы не трудиться, мой господин, – услышал он голос саами. – Я отразил бы это заклятие.

– Ты-то отразил бы, а эти двое чуть не превратились в две сосульки. Между прочим, пока я спасал их жизни, твой бывший учитель сбежал.

– Что же вы так, карьяльские растяпы? Нельзя его упустить! – воскликнул Йокахайнен, мгновенно утратив напускное хладнокровие, и выскочил в сени. Ильмо и Ахти, пошатываясь и помогая друг другу, устремились за ним.

Странно было после мертвой ледяной избы обнаружить, что во дворе все то же погожее, солнечное утро. Йокахайнен выбежал во двор первым – как раз чтобы увидеть, что Рауни принял птичий облик и поднимается в небо. Вернее, пытается подняться. Закончить превращение ему так и не удалось; он вспорхнул тяжело, словно огромная черная сова, и опустился на ворота, редко взмахивая крыльями.

– Ну что, кто тут не может превращаться? – хвастливо проклекотал он.

На крыльцо выскочил Ахти с мечом в руке, а за ним Ильмо. Одной рукой он прикрывал глаза, которые обожгло ледяным взрывом, в другой держал самострел. Как сквозь красную пелену, он разглядел на воротах уродливую птицу, вскинул самострел и нажал на спусковой крючок. С десяти шагов Ильмо не промахнулся бы и стреляя вслепую – стрела попала Рауни прямо в левый глаз, в двойной зрачок.

Тун с диким воплем свалился с ворот и забился на траве. Тут к нему подскочил Ахти и одним ударом отрубил оборотню голову.

– Вот и всё, – сказал Вяйно, последним выходя на крыльцо.

Пернатое туловище туна лежало на окровавленной траве, раскинув крылья и поджав в предсмертной судороге когтистые лапы. Возле тела возился с ножом Ахти. Он выглядел так, словно достиг предела всех своих мечтаний: надрал из крыльев пучок армированных маховых перьев, отсек туну когтистую лапу и алчно поглядывал на голову. Но брать не брал – из глаза, как-никак, торчала стрела Ильмо.

– Вернусь

домой – расскажу матери и всем остальным, что убил похъёльца! – сверкая глазами, приговаривал он. – Вот это подвиг – варгам и не снилось! Рассказов будет на всю зиму!

У самых ворот тускло поблескивало в траве костяное кантеле. Йокахайнен хотел потихоньку подобрать его, но наткнулся на взгляд Вяйно.

– Подожди чуть-чуть, – сказал старик.

Йокахайнен взглянул удивленно – чего тут ждать-то? – а Вяйно провел над кантеле рукой, что-то шепнул, и натяжение струн ослабло, мертвая рука стала просто старой ветхой костью, опутанной железной нитью.

– Теперь бери, – милостиво позволил Вяйно.

– Спасибо, – буркнул Йокахайнен, отходя. – Обойдусь.

Ахти, закончив со второй лапой, вытер о тушу врага окровавленные руки и торжественно поклонился Вяйно.

– Прости, великий Вяйнемейнен, что сразу не приветствовал тебя как должно! Я – Ахти с Лосиного острова, глава рода Каукомьели. А что это за нойда тебе помогает?

Вяйно кивнул.

– Я слышал о тебе, сын Кюллики. Этот саами – Йокахайнен из Похъёлы. Не то чтобы он мне очень помогал…

– Ты мне снился, нойда, – сказал Ильмо, с любопытством разглядывая саами.

Сейчас, наяву, в нем не было ничего особенно пугающего. Юный нойда был едва ли старше Ахти, но важности в нем хватало на десятерых.

– А ты и есть тот парень, из которого не вышло колдуна? – нахально спросил он.

Ильмо возмутился, но не успел поставить грубияна на место, как за него самого принялся Вяйно:

– А ты что здесь делаешь? Не я ли сказал тебе сидеть на горе и не высовываться?

Ильмо покаянно склонил голову.

– Я был неправ. Но у меня были причины уйти… Он вкратце пересказал старику свои приключения:

от сонных чар туна до нападения щуки-демона у берегов Лосиного острова. Закончил он слухами о нападении на калевских девушек, которые пересказали ему заельчане.

– Вот видишь, сколько бед случилось из-за того, что не послушал моего совета!

– Но ведь туна-то убил я!

– Мы, – скромно уточнил Ахти.

– А что ты такого сделал?

– Во всей твоей истории, – сказал Вяйно, не обращая внимания на их спор, – есть одно темное место. Не понимаю, почему тун не убил Айникки.

– Наверно, потому же, почему он не убил меня, – объяснил Ильмо, довольный, что оказался более сведущим, чем его наставник. – Это все кровь богов, что течет в моих жилах…

– Вот как? – остро глянул на него Вяйно. – И каких же богов?

Ильмо смешался.

– Я не знаю точно… Рунопевец на торгу сказал мне, что Калева был сыном Небесной Девы.

– Верно, – сказал Вяйно. – Матерью Калева была светлая Ильматар.

Йокахайнен насторожился.