Мельничиха из Тихого Омута 2
Шрифт:
Граф вытянул шею и приоткрыл рот, слушая меня, а господа за столом захлопали глазами. Не иначе, впервые услышали слово «инвестор» и теперь пытались осмыслить, что оно значит, и не обругала ли я их благородия каким-нибудь деревенским ругательством.
— Я готова ещё раз объяснить доходы и расходы, которые предстоят при налаживании производства бумаги на моей мельнице, — продолжала я решительно, с удовольствием заметив, как улыбочка сползла с лица Анны. — Дайте мне пятнадцать минут… четверть часа, и я всё разложу по полочкам. А потом, — тут уже я усмехнулась, —
— Это вас, что ли? — не утерпела Анна.
— Меня, мельничиху, — перебила я её, сдвигая в сторону блюда и тарелки, а потом вытаскивая из корзины бумагу и раскладывая её на столе. — Да, пока бумага получается не такой однородной, как бы мне хотелось, — начала объяснять я, и важные господа потянулись к разложенному листу, чуть ли не обнюхивая его. — Но проблема решится, когда господин граф… или тот, кто решит вложиться в это прибыльное дело вместо него, раскошелится на некие усовершенствования моей мельницы. Мне потребуется установка специальных валиков на жернова, они будут молоть сырье, и помощь рабочих не понадобится. Улавливаете? На всё про всё — всего пара человек, чтобы закидывать сырье в чаны и вытаскивать его для просушки, а остальное сделает за нас озеро.
— Озеро… — повторил один из мужчин, как зачарованный.
— Похоже на колдовство, — Анна опять влезла со своим гадючьим язычком.
— Не больше колдовства, чем сейчас, — ответила я, вернув ей улыбку. — Жернова точно так же крутятся от воздействия воды. Даже чертям не надо платить. Представляете, какая экономия?
Теперь уже мужчины хохотали над моей шуткой, и граф — громче всех. Анна пошла красными пятнами, а я поторопилась закрепить захваченные позиции:
— И если говорить о колдовстве, дорогая госпожа, то вы-то что забыли на моей мельнице? Помнится, я упрашивала вас не жить в нашем убогом домике, а вы туда рветесь, будто жилу золотую в подполе нашли.
Теперь Анна стала белая, как извёстка, но мужчины не обратили на неё внимания, потребовав у меня прогнозов относительно трат и барышей.
— Мне нужна хорошая дорога, — принялась перечислять я, загибая пальцы, — услуги плотника и кузнеца, чтобы переделать жернов и построить помещение для сушки. Зимой там надо будет поддерживать нужную температуру, чтобы производство не останавливалось ни на один день. Я одна смогла сделать за неделю десять таких листов, посчитайте, сколько они будут стоить на рынке, и смело умножайте на сотню.
— Сотня листов бумаги в неделю?! — поразился кто-то из гостей.
— И даже больше, если организовать бесперебойные поставки сырья, — пообещала я щедро. — Когда мы выйдем на постоянные рынки сбыта, станет ясно — нужны будут дополнительные работники или нет.
Я старалась говорить доходчиво, потому что сомневалась в деловой хватке графских знакомцев. Анна пыталась убеждать в нерентабельности бумажного дела, но её больше не слушали. Мужчин захватила
— Всё очень хорошо, — произнёс графский гость — лысый, как камешек на берегу, и с хитрющей физиономией. — Но можно ли узнать поподробнее о самом процессе изготовления бумаги? Госпожа Анна говорит, вы используете грязь?..
— Узнать нельзя, — ответила я кокетливо. — Как вы понимаете, господа, секрет изготовления бумаги принадлежит мне, и я намерена держать его в тайне, чтобы защитить капиталы моего будущего партнера в этом, поистине, очень перспективном занятии. Когда поставим дело на поток, вы получите по десять монет на каждую вложенную монету. Это стоит того, не так ли?
От графа я уходила, загрузив в корзину не только экспериментальные образцы бумаги, но и расписки ото всех гостей и графа в придачу о предоставлении мне кредита в кузнечных лавках и лавке плотника.
Сев в повозку, я поставила корзину в ногах и накрыла её юбкой, чтобы ничего не потерять, и дёрнула поводья, понукая Лексуса отправиться в путь. Нам предстояло ещё заехать в деревню, чтобы забрать мясо, о покупке которого я договорилась на неделе.
Лексус развернулся к воротом без особого энтузиазма, и я от души обругала его, напомнив, что он сегодня ушел с мельницы без разрешения хозяйки, и даже не упирался.
— Думаете, он вас понимает? — Анна оказалась рядом, как из-под земли выскочила.
— Если надеетесь, что я вас подвезу, — сказала я холодно, — то зря. И ещё пожалуюсь судье на ваше самоуправство. Осёл — мой. И вы не имели никакого права его брать.
— Он такой же упрямый, как и вы, — кисло ответила она. — Что за представление вы тут устроили? Врали, что деньги потекут рекой… Вам не стыдно?
— Стыдно — у кого видно, — не осталась я в долгу. — А у меня всё пойдёт по плану, даже если такие гадины, как вы, будут вставать на пути.
Лексус, наконец, соизволил потянуть повозку к дороге, и затрусил с самым обиженным видом, явно рассчитывая на яблоко или кусок пирога.
— Собирайте вещички, и чтобы духу вашего не было на моей мельнице, — бросила я Анне через плечо. — Сегодня же.
— Не дождётесь, — сладко ответила она, скрестив на груди руки и глядя мне вслед. — Что там у нас сегодня на ужин, хозяюшка? Я хочу что-нибудь повкуснее противной рыбы, которую вы разделывали утром. Вы уж постарайтесь.
— Не дождёшься, — проворчала я, подгоняя осла.
Предатель-ослик трусил по дороге и лишь иногда печально и протяжно орал, а я всякий раз напоминала ему, что ни яблок, ни хлеба он не получит, потому что изменил мне с другой женщиной.
Вряд ли осёл меня понимал, но уши его повисли совсем уныло.
Я заехала на мельницу, чтобы оставить свитки бумаги и припрятать расписки — в копилочку к долговой расписке, написанной покойным мельником, проверила, как идут дела у мамаши Жо и работников, сжевала на ходу луковую питу, и погнала Лексуса в деревню, чтобы забрать обещанную телятину.