Мелочи жизни
Шрифт:
Вакаров взглянул на Леночку с некоторым сомнением.
— Обязательно поддержу. Но сегодня ты должен поддержать меня. Я не могу быть одна. И домой идти не хочу.
— Почему? — забеспокоился поэт. — Что-то случилось?
— Ты разве не знаешь?
— Нет...
— Папу сняли. И боюсь, что теперь уже окончательно.
— Ленка, но ты же говорила, он сам просился на пенсию, устал, хочет пожить на даче...
— Одно дело сам просил, другое — его отправили... Он для того и просил, чтобы остаться.
— Лена, тебе надо поехать домой. Там
— Сашка, при чем тут мама? Она же даже не поняла, что случилось! Ее больше всего заботит, надо ли сдавать казенную посуду и как отчитаться за разбитый сервизный чайник.
— А что, надо отчитываться? Лена не ответила.
— Соседки примчатся, соболезновать начнут. Лицемерки. Их-то всех давно поперли, вот они и придут посмотреть, как это теперь происходит. «Ой, а у нас машину сразу забрали, а у вас только через две недели?» — принялась она передразнивать ненавистных соседок. «А дачу выкупить разрешат? Нам Горбачев разрешил. Только дорого было очень, и мой Иван Кузьмич отказался».
— Лена, а как же ты?
— Ладно, Саша, — разозлилась вдруг Ползунова, — езжай в журнал. На обратном пути купи коньяк. Только выбери хороший, французский, настоящий. Деньги возьми вот. — Ползунова протянула Вакарову кошелек. — Возьми, возьми. Я не хочу дрянь пить, а у тебя, я знаю, денег нет.
Вакаров послушно убрал кошелек во внутренний карман пиджака.
— Лена, я быстро. Туда и обратно. Я же всю ночь сидел перепечатывал, чтобы успеть...
— Если там хватит, возьми такси.
— Спасибо, Лен, — Вакаров суетливо побежал в прихожую одеваться. — Но мне в центр, на метро быстрее...
— А чего ты ждал? Ты что, думаешь, можно вот так прийти к человеку и сказать ему: «Привет, я твой сын»?
— А как еще? Служебную записку написать? Докладную?
— Но это же бред! Почему он должен тебе верить?
— Ну правильно. И к докладной приложить анализ крови, письма матери, свидетельство о рождении...
Юля и Игорь сидели у Кузнецовых на кухне. Пили чай.
— Перестань. Ты злишься, тебе неприятно, я понимаю, но ты несправедлив. Когда в бюро находок приходят за потерянным кошельком и то спрашивают: «А какого он цвета, а сколько в нем было денег?» — и так далее. А ты хочешь, чтобы сына...
— Да пойми же ты! Я не кошелек! И мне от него ничего не надо! Я пришел ему сказать про то, что я есть. Чтобы меня совесть не мучила. Он мне чужой человек. Как говорила моя бабушка: «Не та мать, что родила, а та, что вырастила». Это для него был шанс умиляться, думая, что я на него похож. Но Шведов твой...
— Что — Шведов?
— Он вообще любить не умеет. Это же видно. Не человек — машина какая-то. Думает только о делах. Все у него расписано, все распределено, все распланировано. В этом году так, в том эдак. И ни шагу в сторону. Я верю, когда ты говоришь, что у него не бывает романов на работе. Это естественно. Такой роман может помешать делу. И собаку он никогда не заведет. И сын ему не нужен. Тем более — незапланированный. Зачем глухому — музыкальный центр? Зачем
— Ты дурак, Игорь, — констатировала Юля спокойно.
— Что?!
— Ты не обижайся. Это не наезд, не оскорбление. Это диагноз. Как ты можешь, один раз увидев человека, сразу выносить ему приговор и меру наказания?! Откуда ты знаешь, может быть, он и не знал ничего. Я имею в виду про тебя. А мама твоя... По-всякому бывает. Может быть, действительно он ее не любил. А может, просто не успел полюбить. Так тоже бывает.
— Все успел. Только полюбить не успел, — сказал Игорь зло.
— Ну и что?! Ты радоваться должен. Ведь иначе тебя бы вообще на свете не было. А ведь ничего мальчик получился...
Игорь радостно заулыбался — комплиментами он явно был не избалован.
— А по поводу любви... — продолжала Юля. — Я тоже так думала. Ты вообще мне... меня напоминаешь. Очень. Всего полгода назад я такая же была. Все точно знала. Про всех. Ты не улыбайся. Это ничего, что я младше. Женщины вообще раньше взрослеют. Так вот Шведова я сначала любила, потом ненавидела, а теперь уважаю. Он умный, сильный и добрый. И красивый.
— Чего еще может пожелать взрослая женщина! — заметил Игорь с сарказмом.
— Перестань! Он знаешь как мою маму любил?! И до сих пор любит. Он же ради нее на что угодно готов был! Он даже ко мне в училище приехал, с мымрой директрисой договорился, гору эскизов просмотрел и как будто по работам меня выбрал. Ну я и поверила. Маленькая была, шестнадцать лет. А он...
— Сейчас огромная! — засмеялся Игорь.
— А что, через месяц восемнадцать уже.
— Ого!
— Да нет, правда, я теперь другая. Совсем.
— У меня тоже... Когда мама... Все сразу переменилось, — сказал Игорь серьезно.
— А он тогда хотел, чтобы я ему помогла. Даже не ему, маме. Помогла решиться. Она же тогда как безумная была. И отца любила, и Шведова. Она мне в больнице потом рассказывала... Короче, Шведов — человек. Ты должен пойти к нему и все подробно объяснить. А если трусишь, я сама пойду и все скажу.
— Опять ты лучше всех знаешь, как надо!
— Извини. Характер такой. Кузнецовский. Но почему нет? Что мешает?
— Не могу я к нему идти сейчас. Я на нуле. Идти просить? Унижаться? Быть бедным родственником? Ни за что! Вот подожди, я встану на ноги, разберусь с делами, тогда другое дело!
— Кстати, ты мог бы мне и объяснить наконец, что у тебя случилось.
— Это долго.
— И все-таки.
— Да я же тебе рассказывал, что у меня в Железноводске был маленький бизнес.
– Ну?!
— Ну, ну!!! Ну заработал я пять штук баксов! Потом за неделю спустил.
— Пять тысяч долларов!
— По-настоящему это не так много. Но в общем-то обидно стало. Главное, я мог бы и еще столько заработать, и еще пять раз по столько... Но контингентик, с которым общаться приходится! Улет! У меня партнер был, хороший парень, кстати, наперсточник бывший. Его жена вообще...