Мемуары изобретателя телевидения
Шрифт:
Оставалось выбрать аспирантуру. С точки зрения инженерной науки наиболее престижными считались немецкие и английские школы. Однако по рекомендации профессора Розинга я решил ехать во французский Коллеж де Франс в лабораторию профессора Поля Ланжевена [11] , которого Розинг лично знал и работами которого восхищался.
Навестив в Муроме родителей, я отправился в Париж. Благодаря рекомендательному письму Розинга профессор Ланжевен с самого начала отнёсся ко мне с большой симпатией, охотно зачислил в свою лабораторию, отвёл отдельную комнату и предложил решить сразу несколько научных задач. Первая заключалась в том, чтобы повторить опыт профессора Макса фон Лауэ по дифракции рентгеновских лучей кристаллами (описание этого опыта только недавно появилось в печати [12] ). Я впервые слышал о рентгеновском излучении и ничего не знал об экспериментах фон Лауэ. Впрочем, тогда
11
Ланжевен, Поль (1872-1946) – французский физик и общественный деятель. Создатель теории диа- и парамагнитных явлений.
12
Первые публикации, описывающие эксперимент по дифракции рентгеновских лучей на кристаллах, появились в 1912 году. В 1914-м профессор Макс фон Лауэ (1879-1960) получил за это открытие Нобелевскую премию.
Профессор Ланжевен – человек редких душевных качеств, выдающийся физик, незаслуженно обойдённый Нобелевским комитетом, – обладал удивительным даром притягивать к себе ярких и талантливых людей. Многие физики, работавшие у него в лаборатории, со временем стали выдающимися учёными. Достаточно назвать лауреатов Нобелевской премии де Бройля [13] и Перрена [14] , а также Хольвека [15] . По средам все сотрудники лаборатории собирались в уютной гостиной профессора Ланжевена, пили чай и обсуждали последние новости из области физики, которая тогда стремительно развивалась. Ланжевен всегда объяснял смысл новых достижений.
13
Бройль, Луи де (1892-1987) – выдающийся французский учёный-физик. Лауреат Нобелевской премии по физике 1929 года «за открытие волновой природы электронов».
14
Перрен, Жан Батист (1870-1942) – французский физик. Лауреат Нобелевской премии по физике 1926
15
Хольвек, Фернанд (1890-1941) – французский физик, занимавшийся теориями электромагнитного излучения и гравитации.
По установившейся в Коллеж де Франс года «за работу по дискретной природе материи и в особенности за открытие седиментационного равновесия». практике, научного руководителя у меня не было, и до всего приходилось доходить самому. Несмотря на это, к концу первого года я сумел сконструировать необходимое оборудование и воспроизвести рентгеновскую дифракционную картину от различных кристаллов, по чёткости ничуть не уступавшую той, что давали лучшие приборы того времени. Мне было ясно, что это открывает новые возможности для изучения кристаллических структур, и я горел желанием усовершенствовать свою установку. Увы, Коллеж де Франс отказался выделить средства на покупку необходимой аппаратуры и счёл дальнейшие разработки нецелесообразными. Дело закончилось научной статьёй, в которой я дал подробное описание своим опытам.
Рентгеновское оборудование той поры было достаточно мощным и не имело защитного экрана. Однако каким-то чудом мне удалось избежать печальной участи многих операторов ранних рентгеновских машин, получивших большую дозу облучения и умерших от рака. Электроды периодически требовалось протирать спиртом, который всегда подозрительно быстро испарялся из открытой бутыли. Когда я сказал об этом одному из лаборантов, он посоветовал держать бутыль под замком, ибо сторож, охранявший здание по ночам, славился тем, что пил спирт даже из стеклянных контейнеров с заспиртованными особями.
Однажды в лабораторию зашли две студентки из России. Оказалось, что одной из них под кожу в районе запястья попала игла, но врач не может определить её местоположение. Требовался рентгеновский снимок. (В ту пору рентгеновские аппараты стояли только в крупных госпиталях. Рядовые врачи не имели к ним доступа.) Моя установка не годилась для этой цели, но я кое-что подкорректировал и сумел сделать достаточно чёткий снимок, позволивший врачу увидеть и удалить иглу. Так я впервые столкнулся с медицинской электроникой. В 1912 году началась передача радиосигналов точного времени с Эйфелевой башни [16] . Я собрал и установил приёмник сначала в лаборатории, а потом и у себя в комнате, пробуя разные типы детекторов. Это был мой первый опыт работы с эфиром, которым я потом буду много заниматься.
16
Передача радиосигналов точного времени началась в 1910 году. В феврале 1912 года сигналы стали более частыми и точными, что позволило определять ошибки в ходе часов с точностью до 0,01 секунды.
Тогда
Но сперва предстояли каникулы. Ещё весной отец уведомил меня, что не возражает, если проведу лето во Франции, поэтому в конце семестра я попросил профессора Ланжевена дать мне задание на ближайшие три месяца. Я ожидал, что он порекомендует провести всё время в библиотеке, штудируя труды по теоретической физике. Но профессор хитро улыбнулся и сказал: «Я бы с удовольствием дал вам совет, но боюсь, вы не захотите ему последовать». Я заверил, что захочу, и тогда он сказал: «Ступайте на вокзал и купите билет на юг Франции». Я спросил, куда именно, на что Ланжевен ответил: «Не имеет значения. Для вас сейчас главное отдохнуть, погрузиться во французскую среду и подтянуть свой французский». Я пошёл на Лионский вокзал и спросил у девушки в окошке кассы, куда бы мне лучше отправиться. Девушка необыкновенно оживилась и принялась обсуждать это с другими кассиршами. После недолгих споров сошлись на Биаррице. Однако в Биаррице мне не понравилось. На этом фешенебельном курорте отдыхали, в основном, иностранцы (в частности, из России), и «погрузиться во французскую среду» мне вряд ли бы удалось. К тому же, кроме как лежать на пляже, пить коктейли и играть в гольф (что меня мало привлекало), делать там было решительно нечего. Поэтому я двинулся дальше на юг и, в конце концов, остановился в городке Сен-Жан-де-Луз на границе с Испанией, где «погружение в среду» оказалось настолько полным, что через две недели мой французский заметно улучшился.
Конечно, я не удержался и от того, чтобы побывать в Испании. Однако стоило мне пересечь границу, как выяснилось, что по-французски там никто не говорит. Бродя по улочкам Ируна [17] в поисках закусочной, я столкнулся с упитанным жизнерадостным господином, который, судя по комплекции, никогда не отказывал себе в удовольствии поесть. Господин не только понял мой вопрос, но немедленно предложил отобедать вместе. С этого началась наша многолетняя дружба. Господин оказался странствующим испанским аристократом, которого привело в Страну Басков увлечение корридой. Побывав на бое быков, я тоже влюбился в это невероятное зрелище, и остаток времени мы с моим новым знакомым провели, посещая загоны с быками, знакомясь с матадорами и пикадорами и путешествуя по Испании вслед за корридой. Поскольку друг с другом мы общались, в основном, по-французски, я достиг значительного прогресса в языке, и по возвращении в Париж профессор Ланжевен похвалил меня за проведённое с пользой время.
17
Баскское название города Памплона.
В конце лета в Париж приехал Д. – одноклассник и близкий друг моего брата Николая, работавший в ту пору в Берлине. Я рассказал ему о своём намерении покинуть Коллеж де Франс. Он посоветовал мне направить документы в Берлинский университет, что я и сделал. Тепло простившись с профессором Ланжевеном и французскими коллегами, я переехал в Германию.
В Берлине я начал слушать лекции по физике в Шарлоттенбургском техническом университете, параллельно подрабатывая в конторе Д. Он был очень успешным изобретателем и предложил мне помогать ему с разработками в области механики. Я с головой ушёл в работу. Увы, ненадолго: шёл 1914 год, и до начала войны и всеобщей мобилизации оставались считанные месяцы.
Война 1914-1917
Оставаться в Берлине после того, как Германия объявила войну России, я не мог, но и вернуться оказалось непростым делом. С огромными трудностями через Данию и Финляндию мне удалось добраться до Петербурга. Там меня немедленно призвали на военную службу. Как инженер, стажировавшийся за границей, я был направлен в Корпус подготовки радиосвязистов, откуда вместе с другими специалистами (после всего нескольких лекций и по-прежнему в чине рядового) был переброшен на фронт в район Гродно, где наши части несли тяжёлые потери. После крупного поражения и стремительного отступления русской армии Восточный фронт являл собой картину абсолютного хаоса. Подразделения, в которое нас направили, на месте не оказалось, и ни один командующий не желал брать под своё начало группу из тридцати не нужных ему радиосвязистов, которых к тому же надо ещё чем-то кормить. Что было делать?
Положение осложнялось ещё и тем, что унтер-офицер, стоявший во главе нашей группы, не отличался красноречием. Офицеры, к которым он обращался за помощью, смотрели на него сверху вниз, а иногда и вовсе в упор не замечали. Я же, хоть и состоял в чине рядового, носил на кителе значок инженера, а поскольку инженеры в России всегда пользовались уважением, офицеры разговаривали со мной охотнее. К тому же, перед самым отъездом из Петербурга я получил от отца солидную сумму денег на непредвиденные расходы и, когда полевые кухни отказывались нас кормить, покупал провиант на всех. Из-за этого вся группа, включая унтер-офицера, считала меня за старшего.