Мемуары наполеоновского гренадера
Шрифт:
Через час мы пришли в какую-то деревню. Там у меня забрали оружие и деньги, но к счастью, я сохранил несколько золотых монет – они были зашиты в подкладке моего жилета. Я снял кивер и надел на голову только что найденную шапку из чёрной овчины. Я заметил, что казаки везли много золота и серебра, особого внимания на меня не обращают, и поэтому решил бежать при первой же возможности.
Из деревни мы ушли около десяти часов. По пути нам повстречался ещё один казачий отряд, конвоировавший пленных. Среди них были солдаты Императорской Гвардии, взятые в плен при выходе из Ковно. Меня поместили среди
Мы прошагали, часто делая привалы, примерно до трёх часов. Я заметил, что их командир неуверенно чувствовал себя на дороге, очевидно, он плохо знал эти места. Вечером мы прибыли в какую-то небольшую деревню. Всех пленных завели в амбар и очень тщательно обыскали. Я очень беспокоился за своё золото, но обошлось.
Едва закончился обыск, как я услышал, что кто-то из пленных назвал моё имя.
– Здесь! – ответил я.
Пленный на дальнем конце амбара тоже назвал себя. Идя в ту сторону, откуда доносился голос, я спросил, кто откликнулся на имя Дассонвилль.
– Я! – ответил мой брат, которого вы и видите здесь.
Представьте, как мы обрадовались, увидев друг друга! Мы обнимались и плакали. Он сказал мне, что 28-го ноября возле моста через Березину, его ранили в ногу. Я же сообщил ему, что намерен бежать до того как они заставят нас вновь пересечь Неман. Поскольку мы сейчас в Померании, которая принадлежит Пруссии, бежать нужно при первой возможности.
Крестьяне принесли нам картофеля и воды – вот счастье-то, мы даже не ожидали. Каждый пленный получил четыре картофелины. Мы с жадностью набросились на них, и очень многие тогда высказали мысль, что лучше быть в плену и есть картофель, чем быть свободным, но умереть от голода и холода на большой дороге. Я же возразил, что, лучше всего вырваться из их когтей. «Кто может поручиться, – говорил я, – что они не отправят нас в Сибирь!» Я убедил их, что побег возможен, поскольку в стене, у которой я лежал рядом с моим братом, можно было легко убрать две доски и выйти наружу. Все согласились со мной, но час спустя – вот невезенье – нам сообщили, что мы немедленно покидаем этот амбар. Наступила ночь. Многие были так измучены, что засыпали на ходу и падали. Казаки, видя, что их команды не выполняются быстро, били лежащих кнутами. Они ударили моего брата, который не мог быстро встать – ведь он был ранен – но я стал перед ним, и принимал на себя часть ударов, одновременно помогая ему подняться и, вместо того, чтобы выйти из амбара вместе с остальными, мы спрятались за дверью – и очень неплохо – нас совершенно не было видно.
Казаки и все пленные ушли, а мы сидели тихо, затаив дыхание. Трое казаков галопом проскакали через весь сарай, глядя направо и налево, чтобы убедиться, что никого не осталось. Когда они ушли, я осторожно прокрался посмотреть, что происходит снаружи, заметил идущего крестьянина и вернулся обратно. Крестьянин вошёл в амбар с противоположной стороны, мне едва хватило времени, чтобы быстро зарыться в солому. К счастью, он не заметил нас и закрыл обе двери. Теперь мы остались совершенно одни.
Было часов шесть, наверное. Мы отдыхали ещё час, а затем я встал, чтобы открыть двери, но не сумел, поэтому мне пришлось вернуться к первому варианту, то есть, удалить две доски и вылезти. Так я и сделал. Я сказал своему брату, чтобы он
Я направился к выходу из деревни. В ближайшем доме я увидел, что одно из окон светится и заглянул вовнутрь. Трое здоровенных казацких негодяев сидели за столом и считали деньги, а рядом стоял крестьянин с горящей лучиной. Я уже решил вернуться в сарай к брату, как вдруг один из них шагнул к двери, открыл её и вышел. К счастью, рядом стояли гружёные дровами сани. Я успел отскочить и спрятаться за ними.
Казак вернулся в дом и закрыл дверь. Я тут же поднялся, чтобы убежать, но, опасаясь, что меня заметят из окна, пошёл направо. Я не прошёл и десяти шагов, когда дверь снова открылась. Я проскользнул в конюшню и спрятался под яслями. Еле успел – вошёл казак, а за ним крестьянин с лучиной. И тогда я подумал, что теперь мне точно конец.
Казак нёс чемодан. Он привязал его к седлу своей лошади и вышел, закрыв за собой дверь.
Только я собрался уходить, как возникла мысль прихватить с собой и лошадь. Я быстро схватил за уздечку ту, что была с подвешенным к седлу чемоданом, и повёл её к выходу. Вдруг на меня что-то упало – это была казацкая пика, которую казак прислонил к лошади, а я не заметил. Я взял и её тоже и вышел. Добрался до амбара, помог брату сесть на лошадь, и мы направились в сторону дороги.
Через сотню шагов я оглянулся, чтобы посмотреть, не идёт ли кто. Пику я передал брату, а кроме того, накинул на него большую попону из верблюжьей шерсти – ею казак накрыл лошадь перед уходом. Через полчаса мы вышли на дорогу и направились в сторону Гумбиннена. [93] Впереди мы увидели нескольких крестьян снимающих колеса с брошенной повозки. Чтобы не встречаться с ними, мы повернули налево, в сторону деревни, которую так хотели обойти. Мы очень боялись снова попасть к ним в руки. Один Бог знает, что бы случилось с нами, если бы крестьяне увидели нас с лошадью и оружием, принадлежавшим одному из них – они бы наверняка решили, что мы убили их владельца.
93
Гумбиннен (Gumbinnen)o– в настоящее время Гусев, Калининградская область, Россия. – Прим. перев.
Мы остановились, чтобы посовещаться, когда позади нас послышался какой-то шум. Сперва мы решили сбежать, но по обеим сторонам дороги намело такие сугробы, что шансов уйти у нас не было. Ситуация становилась критической, но я не решился поделиться с братом своими опасениями, учитывая то, что он ранен.
Мы продолжили наш путь и увидели причину нашего страха – группу крестьян всего в нескольких шагах от нас. Они приблизились и обратились к нам на немецком:
– Добрый вечер, друзья казаки!
– Слушай, – шепнул я брату, – ты казак, а я твой пленник. Ты же немного говоришь по-немецки, так что сохраняй спокойствие.
Поскольку на моем брате была изорванная и ветхая сержантская шапка, я обменял её на казацкую. Это были те самые крестьяне, которые снимали колеса с повозки. Позади всех четверо из них с помощью верёвок волочили два колеса. Мой брат спросил, есть ли ещё казаки в деревне. Они отвечали, что нет.