Мемуары наполеоновского гренадера
Шрифт:
В таком случае, – сказал он, – ведите меня к старосте, так как я замёрз и проголодался, а помимо того, что я ранен, вынужден ещё заботиться об этом французе.
Один из них ответил, что они с нетерпением ждут казаков, поскольку накануне вечером внезапно нагрянул отряд более чем из тридцати французов, и так удачно получилось, что на следующий день почти половина из них ушла без оружия.
Услышав это, нам невероятно захотелось исчезнуть, а тут ещё и некоторые крестьяне, накинулись на меня с криками и угрозами. Мы уже позже узнали, что их науськивал и подстрекал местный протестантский священник.
Нас
– Если, конечно, – сказал староста, – вы не желаете держать его при себе в качестве прислуги.
– Именно так, – ответил на мой брат, – особенно сейчас, когда я ранен, а этот француз – хирург. Он вылечит мою ногу.
– Хирург! – воскликнул бургомистр, – Какая удача! У нас тут есть один парень, которому утром сломали руку. Ваш врач непременно вылечит его.
Нас поселили в хорошо натопленной комнате, там и кровать имелась. Но мой брат отказался от неё и попросил соломы для себя и для меня, а чтобы не возникало никаких подозрений, постелил мне рядом с собой. Казак принёс моему брату ужин – хлеб, сало, капусту, пиво, можжевёловую водку. Мне же – немного картофеля и воды. Бургомистр показал моему брату сваленную в углу огромную кучу всякого оружия. Оно принадлежало французам, которых разоружили крестьяне. Тут были пистолеты, карабины, пять или шесть ружей, а также сабли и несколько патронных сумок.
Затем в комнату вошёл крестьянин с рукой на перевязи. С ним и его жена – это и был тот самый человек со сломанной рукой. Я решил действовать уверенно и чётко. Я попросил льняных бинтов и несколько сосновых дощечек. Рука была сломана между запястьем и локтем. В течение последних пяти лет, я видел так много операций, что, не колеблясь, приступил к работе. Это был обычный закрытый перелом. Я дал знак другому крестьянину держать больного за плечи, а жене – придерживать его руку. Я очень удачно вправил сломанную кость и собрался наложить шину. Вначале я думал, что это не займёт много времени, но парень дико орал и корчился от боли. Тогда я применил компресс из ткани, смоченной водкой, и тут же наложил четыре дощечки, туго прибинтовав их к руке. Человеку стало лучше, и он похвалил меня. Его жена и староста тоже хвалили меня, я вздохнул с облегчением. В качестве награды, я получил большой стакан можжевёловой водки.
Но, как оказалось, это было ещё не все. Староста сказал мне, что нужно осмотреть одну молодую женщину, которая ужасно страдает в течение последних нескольких дней – она никак не может родить. За акушером ездили в Ковно, но там царили такая паника и суматоха, что не нашли ни русского, ни французского врача.
– В общем, – сказал он, – с ней занимаются несколько старух, но мне кажется, это сложный случай.
Я попытался было объяснить старосте, что без хирургических инструментов я бессилен, а кроме того, я не акушер – я не разбираюсь в этом. Но мои доводы не подействовали – они думали, что я просто отнекиваюсь. Пришлось идти. В сопровождении двух крестьян и трёх женщин я отправился на другой конец деревни. Не знаю, почему, может оттого, что я долго находился в очень тёплой комнате, но я здорово замёрз. Наконец, мы пришли.
Меня ввели в комнату, где я увидел трёх старух, похожие на трёх Мойр – богинь
Я гордился собой и не скрывал этого. А поскольку я знал, что в моей деревне при аналогичных обстоятельствах младенца всегда омывали в тёплой воде и вине, я приказал принести какую-нибудь подходящую посудину. Потом я попросил водки. Мне подали целую бутылку, я отхлебнул прямо из неё. Затем я сделал компресс из куска ткани, смоченной в тёплой воде и водке. Больной стало лучше, она поблагодарила меня, пожав мою руку.
Я ушёл в сопровождении своего конвоя и двух старых дуэний. Меня опять привели к старосте и возносили до небес. Мой брат тревожился за меня и очень рад был видеть меня снова.
Оставалось позаботиться ещё об одном раненом – о моем брате. Я промыл его рану тёплой водой, а потом обработал – намного лучше, чем прежде, учитывая приобретённый опыт. Все разошлись, мы с братом остались одни. Убедившись, что все спят, я взял две пары пистолетов, саблю пехотинца и две патронные сумки с зарядами для наших пистолетов. Все это мы очень осторожно упаковали. Пошептавшись, мы назначили время ухода и улеглись спать.
Утром нам принесли завтрак. На этот раз мне дали то же, что и другим казакам. Во время завтрака староста хвалил меня за мастерство, спрашивал меня, хотел бы я остаться с ними, обещал отдать за меня одну из своих дочерей. Я ответил, что это невозможно, так как я уже женат и имею детей. Затем, обращаясь к моему брату-казаку, он спросил его, куда тот собирается ехать дальше.
– Я собираюсь встретиться со своим братом и друзьями в городе. Я не помню, его название, но он первый встретится на пути, если идти по этой дороге.
– Я знаю, – сказал староста, – вы говорите о Вирбаллене. Ну, тогда мы пойдём вместе. Я проведу вас в одно место – это примерно в лье отсюда, там находится лагерь казаков – более двухсот человек. Я только что получил приказ лично доставить туда сено и муку. Отправляемся через полчаса. О вашей лошади позаботятся так же, как и о моей.
Едва он ушёл, я заткнул пистолеты за пояс, а патроны рассовал по карманам. Мой брат-казак взял саблю и пару пистолетов. Буквально через секунду нам сообщили, что для отъезда все готово. Я взял чемодан, и мы вышли.
Староста, одетый в длинный тулуп из тонкой овчины, меховой шапке и отделанных мехом сапогах, уже ожидал нас. Его слуга был в полушубке. Я помог своему брату-казаку сесть на лошадь. Закрепляя чемодан, я тихо, чтобы никто не услышал, прошептал ему, что при первой же возможности ему следует захватить лошадь и одежду старосты и его слуги. Мы переоденемся и сбежим, ведь в нашем положении нам необходимо действовать быстро и решительно, иначе плен и смерть.