Мемуары наполеоновского гренадера
Шрифт:
К вечеру король и принц сумели обойти гору и продолжали свой путь, но я и многие другие, у кого не было лошади, снова попытались пройти гору, двигаясь по дороге. И к счастью для нас, потому что нам выпала возможность поучаствовать в дележе денег из брошенных фургонов и унести с собой несколько пятифранковых монет… и для вас тоже, вы слышите, mon pays?
Пикар подробно описал мне своё путешествие до самой нашей встречи. Я ответил, что каждая наша встреча всегда доставляла мне огромное удовольствие, особенно последняя, когда я увидел его в звании полковника. Он засмеялся, заметив, что это просто военная
Пикар сообщил мне, что в три часа дня по приказу Мюрата всех солдат оповестят, где должны встретиться остатки разных подразделений. Я решил, что там и присоединюсь к своим товарищам. Пикар попытался побрить меня тупой бритвой из сумки казака, убитого 23-го ноября. Для меня это было первое бритье со дня ухода из Москвы. Но, несмотря на то, что Пикар наточил бритву – она стала острее, чем была, – но лишь скользила по моему лицу.
В назначенный час мы вышли из дома и отправились на место общего сбора, назначенного на главной улице. Там собрались солдаты всех рангов и полков. Чтобы обратить на себя внимание, несколько ветеранов Гвардии надели парадные мундиры, словно для грандиозного парада. Глядя на них можно было подумать, что они пришли из Парижа, а не из Москвы. Здесь мне посчастливилось встретиться со всеми теми, с кем я был накануне, а также тех, кого я не видел от самого Вильно, но как мало нас осталось! Гранжье сказал:
– Надеюсь, вы не оставите нас снова. Идите туда, где квартирует наш полк, а мы попробуем найти какие-нибудь сани или повозку – на это есть разрешение командования.
Мы долго ожидали прибытия короля Мюрата. Между тем, люди подходили, и было невероятно и радостно увидеть живыми тех друзей, кто уже давно считался погибшим или без вести пропавшим. Я был очень рад вновь увидеть сержанта Амбло, с которым меня разлучила встреча с казаками в лесу. Я узнал также, что маркитантки Мари и Матушка Гато сумели найти себе хорошее жилье.
Но Мюрат так и не пришёл. Потом огласили список солдат, которые не могли идти дальше самостоятельно. Согласно приказу, их необходимо было отправить на следующий день на специально приобретённых для этой цели санях. Сегодня мы не смогли найти сани, но, тем не менее, решили хорошо выспаться, а на следующий день со свежими силами продолжить путь.
Пикар шепнул, что после сбора он хочет кое-что мне сказать. Едва прозвучала команда разойтись, как я почувствовал лёгкий хлопок по моему плечу. Я обернулся и увидел Пикара. Жестом он дал понять мне и Гранжье, чтобы мы следовали за ним. Мы отошли в сторонку, и Пикар спросил:
– Не желаете ли вы оказать мне любезность и выпить со мной по большому бокалу белого вина – рейнского вина?
– Неужели это возможно?! – воскликнул я.
– Следуйте за мной, – коротко ответил Пикар.
Пикар рассказал нам, что накануне вечером он познакомился с одним евреем с целью продать ему ненужные вещи (полковничьи эполеты, например). Поскольку его часто принимают за еврея – Пикар частенько выдавал себя за одного из них, рассказывая, что его мать – дочь страсбургского раввина, а самого его зовут Соломоном. Еврей обрадовался, предвкушая удачную сделку. Он объяснил Пикару, как найти его дом, уверяя, что у него имеется
Мы пошли на задний двор синагоги. У маленького домика Пикар остановился. Он смотрелся вокруг, потом зажал нос пальцами и позвал гнусавым голосом:
– Яков! Яков!
В зарешеченном окошке появилась голова мужчины в меховой шапке, лицо его «украшала» длинная грязная борода. Узнав Пикара, он сказал по-немецки:
– А, мой дорогой Соломон, это ты! Я сейчас открою.
Мы вошли в хорошо натопленную комнату – грязную и убогую. На лавке у печи сидели ещё трое евреев – семья Якова.
Пикар, знавший, как правильно вести себя во время торга со своими псевдо-единоверцами, не торопясь начал открывать свой ранец, чтобы начать с эполет – не полковничьих, а маршальских – и ажурной тесьмы, найденных в брошенных повозках у Вильно.
Были также, привезённые из Москвы, шитые серебром покрывала. У евреев широко открылись глаза. Пикар попросил вина и хлеба. Принесли отличное рейнское вино. Хлеб был чуть похуже, но на лучшее рассчитывать не приходилось.
Мы пили и ели, евреи рассматривали вещи. Яков поинтересовался у Пикара, сколько он хочет за все.
– Назовите свою цену, – ответил Пикар.
Еврей назвал цену, весьма далёкую от той, которую Пикар желал услышать.
Он сказал:
– Нет.
Яков добавил немного.
Тут Пикар, на которого вино уже начало оказывать своё действие, насмешливо посмотрел на еврея, зажал пальцами нос, и начал тихонько напевать, словно раввин на субботнем богослужении.
Остальные четверо евреев начали покачиваться, словно китайские болванчики, и подпевать. Гранжье уставился на Пикара, очевидно думая, что тот вдребезги пьян, а я, несмотря на плохое самочувствие, просто не знал, куда деваться от смеха. Тут Пикар прервал пение, чтобы налить нам ещё вина. Между тем, евреи совещались. Яков добавил ещё чуть-чуть, но Пикар хотел больше, и продолжал петь до тех пор, пока сделка не состоялась. Яков расплатился с Пикаром прусскими золотыми. Вероятно, он остался доволен, поскольку вдобавок дал ещё орехов и лука. Мы с Гранжье опьянели, а когда Пикар получил деньги, мы тоже, подобно Пикару, затянули «субботнюю молитву».
Это кошачий концерт продолжался бы ещё неизвестно сколько, если бы в дверь не загрохотали прикладами ружей. Яков посмотрел через решётку и увидел солдат, сообщивших ему, что им предписано квартировать у него, а если он не откроет, они вышибут дверь. Яков тотчас же открыл. Мы сочли правильным немедленно уйти, а потом я попрощался с Пикаром. Мы договорились обязательно встретиться в Элбинге. [96]
По возвращении на квартиру мы съели рисового бульона. Потом я надел гетры и обулся. Вскоре, согретый вином и теплом, я заснул.
96
Элбинг (Elbing) – в настоящее время Эльблонг (Elblag), Польша. – Прим. перев.