Мемуары наполеоновского гренадера
Шрифт:
– Вы пойдёте с нами, – ответил солдат гарнизона.
– А я, – добавил брат сержанта, – отдам вам свою лошадь.
Несмотря на одолевавший меня сон, я уже подумывал о том, что надо бы отправляться в путь, ведь чтобы пройти даже небольшое расстояние, мне требовалось много времени. Молодой солдат предложил сопровождать меня, если я решил уйти прямо сейчас. Я принял его предложение, особенно учитывая, что этот молодой человек, был здоров, в хорошей форме, в случае чего, всегда мог мне помочь. В общем, мы отправились в путь.
Мы
Мы шли дальше ещё около получаса, к счастью, взошла луна. Но поднялся сильный ветер и пошёл такой густой снег, что стало совершенно невозможно что-либо разглядеть.
Я так сильно хотел спать, что без помощи маленького солдата, который все время поддерживал меня, я бы, несомненно, упал. Мой спутник показал мне на большую группу каких-то строений лежавших на нашем пути. Это был почтовый пункт, и стало ясно, что мы прошли около трёх лье. Через четверть часа мы подошли к дверям. Я вошёл и сел у костра. Тут находилось несколько человек, почти все из Императорской Гвардии. Они двигались в сторону Вирбаллена. Было ещё несколько артиллеристов Гвардии, но они уже готовились уходить.
Я спокойно проспал минут десять, когда почувствовал, что кто-то тянет меня за руку. Я попытался сопротивляться, но кто-то схватил меня за плечи и поставил на ноги. Тут я окончательно проснулся и услышал крик старого артиллериста:
– Казаки! Вставай, мой мальчик! Смелее!
Снаружи в нерешительности стояли одиннадцать казаков, вероятно, они ждали, когда мы уйдём, чтобы войти и занять наше место.
– Ну, – сказал артиллерист, – нам надо покинуть этот дом и отступить на Вирбаллен. Он всего лишь в лье отсюда, вставайте, уходим!
Мы отправились в путь. Нас было шестеро – четверо артиллеристов, маленький солдат и я. Это было 16-го декабря, прошло пятьдесят девять дней с тех пор, как мы покинули Москву. Дул сильный ветер, стоял сильный мороз. Несмотря на все усилия, прилагаемые моими товарищами, чтобы я держался на ногах, я упал. Я очнулся только после того, как артиллерист растёр мне лицо снегом. Затем он заставил меня проглотить немного водки – это немного оживило меня.
Они взяли меня под руки, таким образом идти мне стало гораздо легче. Вскоре мы пришли в Вирбаллен. Нам сообщили, что здесь король Мюрат и все остатки Императорской Гвардии.
Несмотря на сильный мороз, в городе царили суета и беспорядок – каждый надеялся, что сможет купить хлеба и водки у евреев, во множестве населявших этот город. У дверей каждого дома стоял дозорный, и всякий раз, когда кто-нибудь просил разрешения войти и отдохнуть у очага, он отвечал, что в доме живёт генерал, или какой-то полковник, а потому свободного места нет. Нам говорили: «Идите и ищите свой полк!» Артиллеристы нашли своих друзей, и ушли вместе с ними. Я уже начал отчаиваться, когда мне сообщили,
Невозможно описать, как я замёрз в этот день, но более всего страдал от чувства горечи, что в приюте и помощи мне отказывают мои боевые товарищи.
Один гренадер сказал мне, что там, где дом битком забит людьми, процветают злоба и эгоизм, а потому нет никакого смысла уделять внимания домам, у которых стоит дозорный.
– Я вижу, – продолжал он, – что плохи ваши дела.
Сделав знак своему спутнику следовать за мной, я направился к ближайшему дому. На пороге появился старик с ружьём и со словами, что в доме живёт полковник, свободного места нет. Я ответил, что, даже если бы тут жил Император, мне нужна комната на двоих, и я все равно войду. За спиной хозяина я увидел какого-то гренадера, прикрепляющего к своей шинели офицерские эполеты. К своему великому удивлению, в этом гренадере я узнал Пикара, моего старого товарища, которого я не видел с 6-го декабря, с самого ухода из Вильно, и я тотчас громко произнёс:
– Сообщите полковнику Пикару, что сержант Бургонь просит его предоставить ему комнату.
– Вы, наверное, ошиблись, – отвечал Пикар.
Но, не обратив внимания на его ответ, я прошёл мимо старика, мой компаньон – за мной, в общем, мы вошли.
Тут Пикар узнал меня, отбросил эполеты в сторону и воскликнул:
– Боже мой! Это же мой сержант, mon pays! Почему вы один? Вы же были в арьергарде?
Я ничего ему не ответил. В полном изнеможении от усталости, недосыпания и голода, задыхаясь от жара большого камина, я рухнул на солому. Пикар подбежал к своему ранцу, достал бутылку водки и заставил меня проглотить несколько капель. Водка немного оживила меня. Я попросил его позволить мне отдохнуть. Было около восьми часов утра. А когда я проснулся, часы показывали два.
Пикар поставил мне на колени небольшую глиняную тарелку рисового супа, я ел его с удовольствием, пытаясь между тем, все обдумать и собраться с мыслями. Наконец, я смог вспомнить все, что произошло со мной, в течение последних двадцати четырёх часов.
Пикар прервал мои размышления, чтобы рассказать мне все, что случилось с ним после нашего расставания у Вильно:
– После того как мы улизнули от русских, замеченных на высотах у Вильно, нас привезли обратно на площадь. Оттуда мы пошли к дороге на Ковно в составе личной охраны короля Мюрата. Я думал, что вы следовали за мной, и был поражён, заметив, что вы пропали.
В полночь нам следовало выйти из Ковно и сопровождать Мюрата и принца Евгения. Но дойдя до горы, мы обнаружили, что её невозможно преодолеть из-за огромного количества снега и застрявших повозок.