Мэн
Шрифт:
Такого состояния, как в эти сутки на работе, у доктора Полл не было ещё никогда.
Замешанная на счастье увесистая толика светлой грусти вперемешку с надеждой, с добавлением усталости и тревоги и периодическими приступами острой тоски и нетерпения. Тэсс даже не пыталась со всем этим бороться, а, отгородившись молчанием от коллег, думала только лишь о том, как пройдут эти бесконечные двадцать дней, и она улетит в Нью-Йорк, к Андрею. Девушка всё-таки надеялась хотя бы по телефону уговорить его не прилетать только ради неё.
Как и обещала, она прислушивалась к звукам с улицы — ничего не могла с
А перед глазами всё время стояли картинки «Джо-Мэри».
То яркие и живые, словно реальные, то нечёткие и туманные, будто забытые. Воспоминания о «беседке» она старательно от себя гнала — дежурила сегодня в основном в больнице, в гинекологии, поэтому присутствовала на осмотрах и обходах, а эта изнаночная сторона секса не очень способствовала романтическому настрою. Пусть даже и в воспоминаниях.
«Вот приду домой, закроюсь, улягусь на диван и буду вспоминать всё подробно. — Перед ней встала картинка Андрея идущего навстречу в компании мэра Огасты. Тот самый момент, когда она увидела его на празднике впервые. — Вот прямо с этого и начну». — Улыбнулась на ходу мисс Полл, направляясь в перинатальное отделение и прижимая к груди примеры лекций для беременных, которые, оставшиеся ещё со времён учебы, принесла ей гинеколог патологического отделения миссис Грейс Маршали.
И тут у Констанции в памяти всплыла одна мысль, где-то подхваченная Сибилл. Та вообще никогда ни по ком не скучала.
— Скучающая женщина мужчине неинтересна, потому что неинтересна самой себе, — гордо продекламировала тогда мисс Дадда.
— Это ты сама придумала? — спросила у неё Тэсс.
— Нет. Это Коко Шанель, но она чертовски права.
Мисс Полл не была уверена насчёт «чертовски», но наличие какого-то смысла в этих словах всё-таки признала.
«Ничего. Я что-нибудь придумаю. Я найду, чем себя занять», — подмигнула она сама себе и улыбнулась.
На это раз Тэсс приняла душ на работе, а после дежурства сразу же заехала в местный хозяйственный магазин за краном. Девушка понимала, что Мэтью Вальтон наверняка ещё не успел ничего рассказать достаточному количеству людей, чтобы на неё на улицах смотрели уже не как на Тэсс, как всегда, и даже не как на доктора Полл, как в недавнем прошлом, а как на доктора Тэсс Полл, закрутившую роман с новоявленным владельцем «Джо-Мэри».
Кстати, она тут же подумала, что Вальтон — не единственный палач их конфиденциальности с Андреем. В их маленьком, сонном городке тайны вообще долго не живут. Гибнут. Воздух здесь такой.
И тут перед ней встал вопрос о маме. Для дочери было бы непозволительным свинством допустить, чтобы о её отношениях миссис Гленн узнала, допустим, на работе или на рынке.
«Нужно будет ей всё рассказать, — принялась она набирать мамин номер. — Но чуть позже». — В этот раз они только лишь перекинулись приветствиями и обычными фразами — после суточного дежурства её ребёнка миссис Гленн не задерживала дочь разговорами, а сразу же отправляла спать.
Позвонив ещё и водопроводчику — тот обещал подъехать сегодня после трёх дня — Тэсс прибыла домой.
Будто воспользовавшись отсутствием посторонних, воспоминания набросились на неё словно
«Теперь тоже буду спать только на диванах», — последнее, что она подумала, проваливаясь в сон.
Ей снился папа. Таким, каким она его представляла — молодым и в белой сорочке. Папа улыбался и курил трубку, но за его спиной уже покачивались те самые бочки. В какой-то момент они не выдержали и, сорвавшись с места, с сильным отрывистым грохотом покатились прямо на него. Вот-вот настигнут со спины.
Тэсс проснулась. Ей приснился кошмар. Девушка услышала лай Матисса на улице. Именно сегодня она, как назло, забыла взять его с собой в дом, и ей сделалось ещё страшнее.
Только она собралась посмотреть который час, как подскочила от того самого грохота, с которым неслись бочки во сне.
«Бах! Бах! Бах!» — колотил кто-то явно кулаком во входную дверь.
«Бах!»
Глава 20 Альфа Ромео по имени Джульетта, или «Здесь курю только я»
«Привет, Тэсс. Мы на месте. Неужели! Ехали долго и жутко устали. Здесь почти всё так же, как и у нас, только горы повыше и чуть теплее. Ранчо очень большое. Я ещё даже не везде была. Мама Тува приняла меня неплохо, а отец сейчас уехал в Биллингс. Но они живут в доме, а наш домик для гостей от них далеко, поэтому мы с Тувом самостоятельные. Позже напишу подробнее. Как твоя учеба? Как дела с Далтоном? Ты его ещё не отбила у жены? Хочешь, приеду, помогу? Пиши, подруга. Очень скучаю по тебе, по Лэйре, Саймону и Шине. Бруксильда говорит, что их макет занял второе место в школе. Прикинь! Жаль, я его не видела в готовом виде. Столько сил вложено…»
Уставившись невидящими глазами в монитор своего ноутбука, Констанция сидела на кухне квартиры дядюшки Сона на Manhattan avenue и пыталась просматривать почту.
Странная штука — время. Оно фиксируется, но его нельзя пощупать, его можно почувствовать, но оно не останавливается и не ускоряется. Оно стирает в порошок мрамор и гранит, но немощно перед памятью, делает дряхлой и ветхой бумажные документы, а над электронным текстом совершенно бессильно — письмо минутной давности на экране выглядит точно так же, как и послание трёх лет отроду.
Паркер не писала. Вчера Тэсс отправила ей уже третий «привет» отсюда, из Нью-Йорка, а в ответ — тишина. Ноль. Девушка совсем расстроилась, поэтому, зайдя в самое начало переписки с подругой, нашла первое письмо той из Монтаны. Прочитала и задумалась.
«Как давно это было, — вздохнула Констанция и, уронив руки на колени, сгорбилась как старая бабка. — Как-то тогда по-другому всё происходило. — Перед ней всплыла картинка десятилетней Брук, бегающей по двору их фермы за недавно появившимися на свет поросятами. Те, как щенята, игриво брыкались и метались из угла в угол, а худенькая светловолосая девочка в жёлтенькой футболке и цветастых шортах ловила их руками и хохотала не останавливаясь. — Или это мы всё делали иначе? — Тэсс стряхнула с себя наваждение и поднялась со стула. — Всё. Ничего уже не вернуть».